Йон кивнул, глядя на того с такой яростью, что если бы Великим Зверем нам была дарована способность убивать взглядом, от Кадо бы уже осталась горстка пепла. В лучшем случае.

— Ну так вперед, шевели конечностями, — выразительно двинул бровями мужчина, и пистолетное дуло сильнее надавило на мою голову, вынуждая меня отклонить ее чуть в сторону. Я не чувствовала страха, но это было максимально далеко от того, что можно было бы назвать смелостью. Я в принципе сейчас ничего не чувствовала, словно превратилась в деревянную болванку на шарнирах, которая двигалась тогда, когда того хотел ее кукловод. Ни боли, ни ужаса, ни надежды — сплошное белое ничего, холодное и тяжелое. Эмоции нагонят меня потом, скрутят в бараний рог и не оставят в покое, пока я не расплачусь с ними сполна за свое нынешнее блаженное бесчувствие.

Повинуясь приказу Кадо, Йон направился к служебному коридору, и мы через некоторое время последовали за ним. Чувствовалось, что у этого человека был опыт в общении и ведении дел с бестиями. Он ни на секунду не терял бдительности, не позволял альфе оказаться вне поля своего зрения и не подпускал его ближе, чем на расстояние, преодолеть которое даже в прыжке заняло бы больше времени, чем требуется для того, чтобы спустить курок. И хотя я вроде бы умом понимала, что мужчина не собирается действительно меня убивать и пистолет у моей головы лишь страховка, я все равно не могла не думать о нем. В тот момент мне казалось, что я до конца своей жизни буду помнить эту давящую тяжесть у своего виска.

Зайдя вместе со мной в лифт, Кадо приказал мне нажать на кнопку двадцать пятого этажа, и лишь после того, как дверцы закрылись, а кабина тронулась, он наконец убрал пистолет от моей головы и отпустил меня. У меня от неожиданности подкосились ноги, и я в прямом смысле слова сползла вниз по стеночке, пока он, как ни в чем не бывало, принялся разглядывать в огромное зеркало свою шею. Только сейчас я увидела на ней кровоточащую царапину — видимо, прилетело осколком стекла во время перестрелки.

— Не поделишься своей целебной магией, подруга? — почти дружелюбно поинтересовался он, однако тон его голоса меня не обманул. Его взгляд был все таким же, как тогда, за столом с рулеткой — холодным, оценивающим, пустым. Он, как и отец Евгений со своими подопечными, видел в нас не живых мыслящих существ, способных испытывать боль, но любопытный предмет, наделенный некими необычными свойствами. Поэтому было совершенно очевидно, что просить его о чем-то или пытаться давить на жалость, было бессмысленно. В лучшем случае он бы меня просто проигнорировал. О худшем сценарии думать вообще не хотелось.