– Не надо никого драть,– глухо выговорила я и отстранилась.
Ей не нужно было спрашивать, как все прошло и что я теперь чувствую: всё сказали мои глаза.
Из гостиной вышел Антон и с грустным видом помахал мне рукой. Я подняла голову и устало посмотрела на парня.
– Ты опоздала на ужин,– попытался разрядить атмосферу он, но заметив мой взгляд, медленно вернулся в гостиную.
– Там все,– кивнула на гостиную Лада.
– Идем,– мертвым голосом произнесла я.
– Улыбайся,– прошептала подруга.
Выдавить улыбку я не смогла, но высоко подняла голову и несколько раз моргнула, чтобы оживить взгляд. За руку с Ладой я вошла в гостиную.
Все были здесь. Хворостовы и мои сидели в креслах и молчаливо пили чай. Но чашки были полны. Они лишь делали вид. Воздух в комнате можно было резать ножом. Я остановилась у порога и замедленно кивнула всем. Мама сразу поднялась и замерла на месте. В ее глазах блеснула тревога, но при всех она старалась держать себя в руках. За ней поднялись все остальные и с ожиданием посмотрели на меня.
Антон взял за руки Софью и Марью и провел мимо меня. Я мельком взглянула на девочек и натянуто улыбнулась их светлым лицам.
– Чья печать?– почти беззвучно проговорила мама, и ее ладонь тревожно легла на грудь. Папа сразу взял маму за другую руку и поцеловал ладонь.
Я и сама только теперь вспомнила, что на мне клеймо хомони: совсем не чувствовала руку. Медленно приспустив куртку, я открыла часть плеча. Серебристый узор был свежий, кое-где через защитный антисептический гель-пленку проступила кровь, но даже сквозь нее просматривался овал и зловещие завитки букв «К», «Г»…
– Хомони,– заключил папа.
– Макрон Кхелан Гот Босгорд,– выдохнула мама.– Я надеялась на это и боялась одновременно…
Хворостовы продолжали молчать.
– Но ведь все к лучшему, правда?– с дрожащей улыбкой обратилась она ко всем.
Я натянула куртку обратно и перевела беспомощный взгляд на Бориса и Светлану. Не сговариваясь, они оба едва заметно кивнули, а пальцы Лады сжались вокруг моих. Значило ли это, что меня уже не спасти? Или все еще поправимо?
– Ну вот, не все так плохо,– ободряющим тоном произнес Борис. Я поняла – он играет.
Мама громко вздохнула и обняла папу. Мне показалось, что с облегчением. Не с тем, что всё позади и волноваться не стоит, а с тем, что теперь появилась хоть какая-то определенность и притом не слишком пугающая. Конечно, им предстояло проводить меня на Гану, но то, куда я попаду, по их заблуждению, было лучшим будущим, потому что дочь автоматически занимала ступень высшего сословия. А значит, семья Ласо могла рассчитывать на защиту в определенных вопросах.