― Макс, ты ревнуешь?!

― Да! И это очень злит! Я так обрадовалс-с-ся, когда Дайк с-с-сказал, что он ис-с-счез из наш-ш-шей жиз-з-зни. Эти с-с-странные отлучки, когда тебя нельзя добудитьс-с-ся, тренировки… эти, как их… лекции… Это страш-ш-шно, Кари… Страш-ш-шно, потому что непонятно!

― Я и сама плохо понимаю, просто принимаю как данность. На Окатане слишком много загадок…

Он хмыкнул и вспыхнул мягким ровным светом:

― Вот пока я не з-з-знал тебя, всё было гораз-з-здо прощ-щ-ще и понятней…

― Жалеешь?― перебирая чешуйки, я вдыхала запах его шкуры и слушала мощный, ритмичный, но успокаивающий стук сердца.

― Даже и в мыс-с-слях не было…― золотое свечение сменилось нежно-сиреневым с бегущей дорожкой ярких искр.

Подняв голову, я заглянула в сияющие глубокой зеленью глаза:

― Я очень люблю тебя, и совсем не как друга… Пусть ты ангалин, а я ― нет… Это ничего не меняет, Макс…

― Но ведь и Дайка ты тоже любиш-ш-шь?

― Да люблю… И ничего не могу с этим поделать, что-то решить…

― А з-з-зачем решать? Раз-з-зве плохо мы жили вс-с-се вмес-с-сте?

― Ты хочешь сказать, что к Дайку ревности нет?

― Так, иногда… Он мне с-с-стал почти как брат за это время, и мы прекрас-с-сно понимаем друг друга.

Макс очень глубоко вздохнул и откинул когтем прядь волос с моего лба:

― Ес-с-сли с превращ-щ-щением ничего не получитс-с-ся, ну… если мы не выяс-с-сним в чём была ош-ш-шибка или подвох какой… я с-с-смогу жить с вами? Если ты, конечно, не решиш-ш-шь вернуться в с-с-свой мир?

От такого, по сути, детского вопроса и тем более сказанного просящим, умоляющим тоном я чуть не разрыдалась, а в голове всплыла мысль, прочитанная когда-то давным-давно, что если ты спас кому-то жизнь, значит, ты навсегда за него в ответе.

― Зачем ты спрашиваешь? Ты знаешь ответ…

― Хочу, чтобы ты с-с-сказала…

Я потёрлась о грудную шерсть, стирая слёзы: