Виски заломило от боли. Неужели я сама, добровольно, поднялась с Берти наверх? Но для чего? Не для того же, чтобы изменить Редклифу! Тогда зачем?

– Ох-хо-хо, – печально протянул Ваго. – Хозяин в кабинете заперся, ходит из угла в угол чернее тучи. Совсем как лорд Бартоломью, когда от него леди Джоан сбежала.

– Что значит, сбежала?

Я невольно отвлеклась от своей беды, расслышав в тоне дримлера странные нотки.

– А так. Обиделась на что-то и подалась в столицу. Так и не вернулась больше. Померла в Вердофе. А лорд Бартоломью ползамка разнес и Дубовый особняк спалил, где леди Джоан любила бывать. Ох-хо-хо…

Ваго продолжал вполголоса причитать, а я смотрела на огонь и пыталась вспомнить тот момент, когда Альберт взял меня за руку. Кажется, я тогда ощутила легкий укол. Или нет? Святые небеса, как же трудно пробиться через собственное беспамятство!

«Думай, Сэнди, думай! От этого зависит не только твоя жизнь».

Я снова вернулась в кресло и сжала руками пульсирующую болью голову. Долгая ночь все никак не заканчивалась. Она просачивалась в приоткрытое окно, окутывала темной шалью безнадежности, опутывала отчаянием.

«Ты снова потеряла то, что имела. Видишь, все повторяется! Брак, беременность, развод…»

– Нет! – громко сказала вслух, разрывая тишину комнаты. – Это не так!

«Глупая…. – шипела старуха-тоска голосом тети Мейбл. – От тебя все равно ничего не зависит. Это судьба, Сэнди, ее невозможно обмануть…»

– Неправда, – утерев слезы, упрямо прошептала в ответ. – Черные лорды не отпускают своих жен, Редклиф сам говорил. И он меня не бросит. Он не откажется от меня и нашего ребенка.

Я хотела в это верить. Я должна была в это верить, чтобы не сломаться. Взгляд упал на сверкнувшее в лунном свете обручальное кольцо.

– Я не сдамся, – сказала самой себе. – Не смогу потерять все то, что было между мной и Редклифом. Он поймет. Он должен понять, что я ни в чем не виновата.

Редклиф Бенси

Редклиф Бенси

Он смотрел на безнадежно черное небо и пытался сдержать завладевшего душой монстра. Вот только это оказалось сложно. Невидимое чудовище, питаемое болью и яростью, рвалось с цепи, пожирая все то доброе и светлое, что оставалось внутри, ломало преграды и рвалось наружу – наказать, растерзать, уничтожить ту, что оказалась недостойна. Ту, что сначала разбудила спящее сердце, наполнила его любовью, а потом, походя, растоптала.

Что он видел? Чему верить? Жене или собственным глазам? Сердце искало оправданий, кричало, что Алекс ни в чем не виновата, защищало ее так яростно, что заставляло его сомневаться. И он готов был поддаться. Готов был забыть все, что увидел, отбросить колебания, отринуть страх предательства и пойти к жене.