– Редклиф, пожалуйста, выслушай меня…

Голос сорвался, но я должна была сказать, должна была объяснить, что не виновата в произошедшем! Должна была залечить рану, нанесенную своей собственной рукой.

– Тихо, Сэнди.

Редклиф сделал шаг вперед и прижал меня к себе. А я растерялась. Вдыхала привычный аромат кожи, табака, можжевельника – и не понимала, как это возможно. Хотела что-то сказать, как-то оправдаться, но из горла вырвался лишь придушенный всхлип.

– Тихо, девочка, – шептал муж, гладя меня по спине. – Все закончилось.

Голос Редклифа звучал хрипло. В нем отчетливо слышалось волнение, совсем как тогда, в подземелье.

– Прости, что усомнился в тебе. Прости, что не поверил своему сердцу.

Руки на моих плечах сжались сильнее, из губ Редклифа вырвался еле слышный вздох, и в этот момент железный прут внутри меня сломался и осыпался мелкой стружкой. А вместе с ним словно выпустили воздух.

– Сэнди! – подхватывая на руки, встревоженно выкрикнул муж. – Что? Тебе плохо? Не молчи! Позвать доктора?

– Нет. Мне не плохо.

Я помотала головой и сильнее прижалась к широкой груди.

Внутри смешалось столько всего – облегчение, удивление, радость, неверие, – что я не могла сосредоточиться. Но мне надо было услышать.

– Ты мне поверил?

Я подняла глаза, встретившись со встревоженным взглядом. Мне нужно было знать. Мне необходимо было знать, что Редклиф не сомневается в моих словах.

– Да. Поверил, – твердо сказал муж, укладывая меня на постель и принимаясь аккуратно расстегивать мелкие пуговицы лифа.

Я так и оставалась в вечернем наряде, даже не замечая, насколько от него устала.

– Но почему?

– Ты моя жена.

Редклиф сказал это так, словно подвел черту подо всем произошедшим. И я почувствовала, как расправилось сжавшееся в холодный комок сердце, как легче стало дышать, как с души спал тяжелый груз.

– Куда смотрела твоя горничная? – нарочито сердито произнес муж. – Почему она не помогла тебе переодеться?