– Наверно, я бы убил тебя, если бы ты не…

Между ними повисло долгое молчание, но потом Эфира сказала:

– Нет. Не убил бы.

Он удивленно взглянул на нее.

– Может, ты не помнишь, но я помню, – продолжила она. – Ты прижал меня к земле. Мог убить. Но ты опустил меч. Ты собирался отпустить меня. Даже после того, что я сделал с твой семьей. Ты бы отпустил меня. – Она больше не могла смотреть на него. – В тот момент я понимала, что назад пути нет. Это не был несчастный случай. Я не потеряла контроль. Это был выбор.

Она хотела сказать, что, если бы пришлось сделать это снова, она бы приняла другое решение. Но не была в этом уверена.

– Просто я… – Она замолчала, не зная, как произнести эти слова. – Просто хочу сказать прости. За твою семью, за тебя. Прости.

Он долго ничего не говорил, только смотрел на нее черными, как уголь, глазами.

– Мы не можем вернуться, – сказал он.

– Знаю.

– То есть, – он выкинул ноги вперед, – я тоже не могу вернуться. Я мог принять другое решение по поводу стражи и Джуда, того дня в крипте Паллас Атоса. Если бы я это сделал, то никогда бы не оказался в Медее. Но это не важно. Мы сделали свой выбор и теперь здесь.

Она ничего не сказала.

– Я знаю, почему ты так поступила.

Она удивленно заметила, что он не казался сердитым.

– Я не помню, но знаю, почему ты это сделала, – продолжил Гектор. – И почему ты стала Бледной Рукой. Как только Беру отвезла меня в Медею, я понял тебя так, как никогда раньше.

Эфира все смотрела на него, уверенная, что не хочет слышать, что он понял. Но ей нужно было знать.

– Я шел по деревне мертвых, – сказал он. – Видел, что ты сделала, чтобы вернуть ее. Смерть моих родителей, Мариноса, всех людей, которых ты убила как Бледная Рука. После каждой смерти становилось все сложнее остановиться. Ты не могла отпустить ее, потому что иначе все жертвы и боль были бы напрасны.

Она все смотрела ему в глаза, почувствовав, как мокрая, теплая слеза катится по щеке.

– Раньше я по-своему считал так же, – резко сказал Гектор. – Что раз моя семья умерла, а я жив, то должен использовать это. У меня должна была быть цель. Только так я смог бы горевать по ним. И, кажется, я понял, что, даже несмотря на живую Беру и то, что поддерживала ее жизнь семь лет, ты оплакивала ее все это время. С момента ее смерти.

Его взгляд стал отстраненным, а лицо мягким. Эфира такого раньше в нем не замечала.