И так он это спросил — сердце мое замерло от нежности… да только к той нежности и страх присоединился. Вот от страху сорвалась я, психанула, да и высказалась:
— А мне почем знать? Меня только вот сейчас тошнить начало. И кого в этом винить я еще не ведаю – то ли ужин вчерашний, то ли пироги Тихона, то ли тебя, любимый.
— Да ребеночек это! – тоже психанула ведунья мертвая. — У меня опыт, я точно знаю. Ох, Лесная Силушка, что б ее. Опять идти, опять закапываться, опять ждать…
Но она повернулась, и безропотно потопала закапываться, и лешаки уже было потянулись за ней.
— Только ты это, — она уходила уже, а тут обернулась, на меня посмотрела, — как народится-то, хоть пришли весточку к тому дубу, что на границе восточной самый старый такой. Сообщи кто там, мальчик али девочка, интересно же.
— Хорошо, сообщу, — сказала растерянно.
И вот стоим мы — я в шоке, Агнехран в шоке, Ярина в танце торжествующем, да так отплясывает, что земля дрожит, а ведунья, лешаки и умертвия понуро уходят закапываться к старому дубу. Даже жалко их как-то стало очень. Зато теперь я знаю откуда умертвия в последнее время берутся – они закопанные просто, видать чародеи кладок понаделали в земле, вот нам и весело постоянно.
— Что там с эфой? — спросила тихо.
— Сжег. Это было не сложно, учитывая что она так и оставалась перекати-полем. — Агнехран мрачно в спины уходящим смотрел. — Мои воины четырех последних участвовавших в заговоре эф добивают общими силами, эфы что верны своему народу им помогают. Как выяснилось, чародеи в наши земли за десять лет до моего рождения проникли, ну да больше не проникнут, мы закрываем пустоши от любых чужаков.
Помолчал и добавил:
— Кроме тебя.
И резко повернувшись, в мои глаза посмотрел и сообщил:
— Я объявил тебя своей женой. И среди соплеменников в Черной и не только пустошах, и в столице. Так что за пределами твоего леса, ты леди Валкирин Весенея Аристан.
— Хм, — непривычно звучало. — И давно объявил?
— В столице давно, еще полгода назад. Своим племенам — сегодня, после победы, — кратко ответил Агнехран.
Помолчав, тихо спросила:
— А зачем?
Он улыбнулся.
Подошел, обнял, с нежностью, осторожно очень, к себе прижал, и произнес:
— Потому что для меня это важно. И потому что теперь никто не рискнет приблизиться к твоим лесу и яру, зная что в этом случае будет иметь дело со мной.