Помолчал и совсем тихо спросил:

— Весь, ребенок… Это может быть правдой?

— Понятия не имею, — обнимая его, страшного черного аспида, беззаботно ответила я.

Потому что действительно понятия не имела, да и поверить в это было сложно.

А вокруг пели птицы, Ярина танцевала танец радости и чуть ли не скандировала «Девочка», а я с тоской думала о том, что Леся теперь из вредности будет делать все то же самое, только скандировать «Мальчик».

Постэпилог

Постэпилог

— Ну что, готова? – Агнехран подошел, и со спины обнял меня, стоящую у алхимического круга.

Я кивнула, проводя руками по животу, от которого уже ничего не осталось.

Позади остались дни наполненные болью и мукой рождения в мир, дни в которые я приходила в себя, и счастливые глаза моего любимого, который не отходил от меня практически ни на минуту. На родах в столице настоял он и оказался прав — родить сама я в подобных обстоятельствах не сумела бы. Предусмотрительный мой.

— Идем?

Я кивнула. Агнехран подхватил люльку, и взял меня за руку.

В мой Заповедно-магический лес мы шагнули вместе.

И едва появились на полянке уже вовсе не перед избушкой, а перед целым домом, где стояли столы полные угощений, и стояли все в ожидании. И вампиры, и волкодлаки, и бадзулы, и моровики, и ведьмы, и русалки, и даже Водя, появившися впервые с того дня, как мы с Агнехраном решили жить вместе. Кикиморы, бросившие накрывать столы, тоже помчались к нам. А Леся и Ярина стояли, зажмурившись. Одна цвела голубыми цветами, вторая розовыми — еще они для ребятенка вещей навязали-нашили столько, сколько за всю жизнь не переносить. Вампиры с волкодлаками тоже в стороне не остались – Гыркула и его сородичи были в голубом, надеясь на мальчика, волкодлаки, как это ни забавно, учитывая их волосатую наружность, в розовом — они болели за девочку. Кот Ученый ставил на мальчика, Мудрый ворон на девочку — он в клюве розовый цветок держал. В общем уровень азарта зашкаливал.

И только мой верный леший болел за меня.

Он подошел, обнял, и мысленно спросил:

«Как ты?»

«Тяжело было, больно очень. Три дня больно, и не проходило никак, только нарастало. И страшно было, очень».

«Маленькая моя, — искренне пожалел лешенька».

«А потом родила, — продолжила улыбнувшись, — и счастье такое, и радость, и в душе столько света, столько тепла, столько любви. Лешенька, я и ведать неведала, что столько любви в сердце может быть».