— Слав… — я хотел сказать, что это было бы невозможно, даже если бы Красногорского в принципе в природе не было, но не успел, потому что Славка опять подалась ко мне, замирая в нескольких миллиметрах от моих губ.
— Просто будь со мной, ладно? — и опять поцеловала. И мы бы в этот раз совершенно точно забыли бы про завтрак и все остальное, но запищали кофеварка и тостер, а на столе зазвонил какой-то из смартов. Мой, как выяснилось через несколько минут, в течение которых я изо всех сил старался игнорировать мерзкий звон.
Славка, выпутавшись из рук, ушла заканчивать с завтраком, а я ответил на вызов. Звонил Андрей, осторожно интересовался, все ли у нас в порядке и какие у нас планы. Ага, если переводить на доступный, то когда мы оба появимся в офисе.
Я покосился на Воронову, которая наверняка не пропустила ни слова, закатил глаза.
— В понедельник буду, — смирился с неизбежным, прикидывая, что и кому раскидать на следующие два дня. — Но я на связи, ты же знаешь.
— Знаю, — прогудел безопасник. — И рад, что все закончилось.
— Я тоже, — ответил отстраненно и уставился на поразительно тихую в середине рабочего дня улицу за окном. — До связи, — ответное прощание Андрея я уже не услышал. Думал о том, почему его слова про «закончилось» так меня напрягали. И дело здесь совершенно не в хакере. Просто… Что-то сильно не нравилось мне в поведении и словах Красногорского, в том, что и как он делал вчера.
Что-то определенно было не так.
И следующие несколько дней я потрачу на то, чтобы выяснить, бушует ли это моя паранойя или смутное ощущение имеет под собой какие-то основания.
Планы в жизнь даже почти удалось воплотить. Процентов на восемьдесят примерно, потому что выход Энджи… ну, прям подгорал, и у меня, и у Славки, и за ноутом периодически приходилось сидеть нам обоим, матом своих миньонов крыть тоже. В остальное время мы шатались по дому, валялись на диване, ходили гулять, в пятницу ездили вместе на дачу показаний, а на обратной дороге наконец-то купили Славке тапки. Обычные зеленые тапки, главное теплые.
Славка, кстати, оказалась права, спала она действительно плохо: ворочалась, вздрагивала, всхлипывала во сне, иногда звала меня. И каждый раз, просыпаясь из-за того, что она дрожит под боком, успокаивая ее, стараясь при этом не разбудить, я думал о том, что, если бы знал заранее, придушил бы Красногорского еще на том долбаном собеседовании.
Каким самоуверенным, наглым козлом он был тогда, нахальным сопляком. Не скрывал ни злости, ни самодовольства, разговаривал так, как будто ему все вокруг должны.