– Твою квоту на обращение. Да, я знаю, что сейчас у тебя её нет, но потом у тебя будет возможность обратить любое существо. И я хочу, чтобы ты обратил того, кого я попрошу. В старшего вампира.
Санаду вскидывает брови:
– Что, не хочешь складывать все яйца в одну корзину? Или это Изрель собирает квоты, чтобы приторговывать ими в поисках союзников?
Сонли одаривает его неопределённой, очень политической улыбкой. Санаду понижает голос:
– Не боишься, что я посажу твоего вампира на поводок крови?
На этот раз улыбка Сонли менее выражена, но в едва приподнятых уголках её губ скользит почти презрительная насмешка:
– Ты этого не сделаешь. Ты слишком благороден.
Санаду опускает взгляд на чашку.
До обновления его квоты шестьдесят восемь лет… и после этого до новой квоты придётся ждать ещё сотню. Итого – сто шестьдесят восемь лет без возможности кого-либо обратить.
В обмен на помощь с поиском жителей, невольно следящих за ним для Мары.
А если у него будет семья, если появится ребёнок… не факт, что удастся выторговать себе чужую квоту на его обращение или суметь провести его в общей очереди на обращение.
«Надо же, – изумляется Санаду. – О чём я начал думать, хотя пока ответных чувств Клео не видел и вампиризацию ей не обеспечил».
– Нет, – он качает головой. – Это слишком высокая цена даже в случае, если бы ты лично пошла проверять всех жителей Нарнбурна и вычищать установки Мары. Я и сам могу этим заняться. Возможно, у тебя есть более приемлемые предложения?
– А, так это я обращаюсь к тебе с предложением помочь тебе со слежкой Мары? – хмыкает Сонли.
Санаду придвигает коробку с остатками пирожных к ней поближе, улыбается:
– Давай ты поешь хорошо для хорошего настроения, и мы обсудим наше дело.
Несколько мгновений Сонли молчит, затем тяжко вздыхает:
– Если бы не эти дивные пирожные, я бы и говорить с тобой не стала.
– Пирожные ты любишь больше, чем меня? – картинно ужасается Санаду. – Ты просто разбиваешь мне сердце!
– О, Санаду, не думаю, что я имею хоть какое-то отношение к твоему сердцу, – качает головой Сонли.