Санаду делает нарочито глубокомысленный вид, чтобы подразнить его ещё немного, но Ланабет не даёт издеваться над своим супругом:

– За ним следят шпионы Мары.

– Опять Неспящие, – так страдальчески произносит император, словно это его преследуют.

***

Тихий шорох – и я открываю глаза. Сквозь окно комнату заливает свет фонарей, змеится по красному шёлку обоев золотистыми отблесками. Тёмными крыльями раскрыта надо мной тьма балдахина.

На макушку мягко давит тёпленькое тельце – Марк Аврелий. Он дёргает лапкой. Но разбудил меня не этот звук.

Словно в оцепенении лежу и жду… непонятно чего.

Шорох повторяется – едва уловимый шелест одежды. Ника? Скольжу взглядом по нашей комнате, по темноте в углах и под столами, по постели Ники.

Никого.

Откуда же шорох?

Мой взгляд возвращается в обратную сторону. И в комнате становится темнее – это фигура перекрывает падающий из окна свет.

Санаду.

Он медленно подходит ко мне, и с каждым его шагом моё сердце стучит всё тяжелее, как-то надрывно. С каждым его шагом Санаду виден всё отчётливее: одухотворённое лицо, рубашка расстёгнута до пупка, открывает грудь и кубики пресса.

Матрас прогибается под тяжестью Санаду. Его прохладные пальцы скользят по моей руке, обнажённому плечу. Шее…

– Мы собирались заняться щитом… – Санаду наклоняется ко мне.

Слишком близко. Тревожно. До одурения. Аромат кофе и можжевельника кружит голову, вспоминаются слова девчонок – о любовном интересе. И я выдыхаю:

– Но не сейчас же!

– Ночь – самое подходящее время, – лукаво улыбается Санаду.