Я стояла на дороге, прямо на ее середине, а вокруг меня текла огненная река: фонари и свечи, факелы и кристаллы, десятки рук, которые несли огни куда-то вперед. Оранжевые отсветы танцевали на лицах.

– Заблудилась, милое дитя?

Я обернулась. Человек в маске стоял за моей спиной в паре шагов.

У него не было ни факела, ни фонаря. Черный плащ на плечах казался густой тенью.

Все остальные огибали пустоту между нами, словно она была священной, и в какой-то момент все исчезло: и фонари, и факелы, и толпа. Остались только мы – и бесконечный снег вокруг. И темнота, в которой я почему-то видела все так же четко, как днем.

Тот, кто стоял напротив, поднес руку к лицу. Тонкие пальцы коснулись маски, чтобы сдернуть ее…

…и я проснулась.

Я лежала на животе, распластавшись на постели, вдавленная в нее. Двигаться было тяжело, как при сонном параличе. Острая грань амулета больно впилась в кожу прямо под татуировкой. Камень был холодным, как всегда, и сейчас показался тяжелым. Я с трудом села, стряхивая с себя остатки сна, и расстегнула цепочку.

От дурных снов эта штука точно не защищала, а кого-то, кто мог бы меня заколдовать, рядом быть не могло. Полежит на тумбочке, ничего ему не сделается.

Зелья во флаконе осталось на один глоток. Последний.

Я упала на спину, раскинув руки в стороны, и уставилась в потолок.

Комната была темной, а мне было лень щелкать пальцами и зажигать кристаллы. Плотные портьеры на окнах закрывали меня от мира снаружи.

В голове звенела пустота: ни мыслей, ни чувств. Я зевнула, перевернулась набок, поджав ноги, чтобы было теплее, и попыталась расслабиться и все-таки заснуть. В памяти всплыла одна из тех песен, которые я сегодня слышала: не та, печальная, а другая, веселая, под которую хотелось танцевать. Я чувствовала себя странно: мне уже не было грустно или обидно, мне даже не было страшно. Осталась только какая-то странная обреченность.

«Будь что будет, – думала я. – Но лучше я встречу свою судьбу отдохнувшей». К темноте и тишине я уже привыкла.

Постепенно я пригрелась и задремала.

Мне снилась все та же песня, снились люди, идущие с огнями в темноте, снилась широкая улица и отблески оранжевого на лицах. Я была в этой толпе, шла через нее и вместе с ней, чтобы выбраться, чтобы найти того, кто пел, тех, кто играл, но не находила.

– Заблудилась, милое дитя?

Он сидел на краю моей кровати, с маской, сдвинутой назад, как забрало шлема.

У него были белые волосы, длинные, похожие на серебряные нити. Черты лица прятались во мраке.