Я теперь знала, кто она и зачем она пришла.

Знала, зачем была нужна свеча.

Знала, почему не замерзает родник, бьющий рядом с каменной стеной.

Знала, что эта стена – это та стена, к которой прикасалась моя рука несколько дней назад, но иная, обратная ее сторона.

Знала, что мы не покидали города, но ушли гораздо дальше.

Знала, почему Присцилла так хотела, чтобы мы оказались здесь.

Знала, что не буду злиться на Кондора, который тоже все это знал, но не сказал мне, что будет вот так.

Что все не так просто, и не закончилось в тот момент, когда моя кровь смешалась с его кровью на камне.

Потому что так не должно было быть, и в первую очередь – не должно было быть меня здесь, в этом мире, под этим небом, на этой земле.

Иначе, впрочем, тоже не могло быть, и каждая из нитей вероятностей, тянущихся сквозь Бездну, звенела, потому что это мгновение, это мое здесь и сейчас, было заложено в самом начале плетения, где-то там, куда мой разум не доставал. И каждое событие, каждый мой неосторожный шаг, каждая нелепая случайность – все это вело меня сюда, потому что здесь эти нити пересекались и расходились дальше, во тьму. Из этой тьмы на меня смотрели с любопытством и злостью, с алчностью и презрением, с интересом и равнодушием – тысячи глаз, а я смотрела в них.

И знала, что во мне есть что-то такое, что делало меня особенной. Важной.

Что было что-то, для чего я была нужна.

Именно поэтому я была здесь.

Именно поэтому случилось мое «сейчас».

Когда вестница поняла, что я все это знаю, она наклонила голову – и поцеловала меня.

***

– Я не знаю, кто был у Бергрензе. Моя власть не распространяется так далеко, чародей, и мой взгляд не видит так зорко, как я бы хотела. Но я узнаю. – Голос вестницы раздавался словно бы из соседней комнаты или через толстое стекло. – Пусть твой слуга явится на третий день на большой перекресток к востоку от города. Я расскажу ему все, что буду знать сама, а дальше сам смотри.