Один только вид несколько расслабленного лица Гейджа уменьшил напряжение и страх в комнате. Кост вздохнул и поставил Феликса на пол у своих ног. Калем отпустил руку, но только для того, чтобы нежно прижать её ко лбу Каори. Она слегка подалась навстречу его прикосновению, и его плечи расслабились. Удовлетворённый их благополучием на данный момент, я повернулся к Рэйвен.

Камень застрял у меня в горле. Её физические раны были незначительными. Она крепко прижимала правую руку к груди, признак того, что она, вероятно, что-то сломала и старалась слишком сильно не двигать ею, плюс у неё было ещё несколько небольших порезов, которые Феликс мог бы залечить. Но эмоциональный ущерб… измождённый взгляд в её глазах и лёгкое подёргивание, которое она, казалось, не могла контролировать…

Я медленно подошёл к ней и нежно положил руку ей на плечо. Мне надо было подвести её к пустой койке, чтобы мы могли осмотреть её раны. Я почти ожидал, что она вздрогнет. Или нахмурится и оттолкнёт меня. Никто не мог точно сказать, как горе поднимет свою уродливую голову. Но вместо этого она моргнула, глядя на меня, выражение полнейшего замешательства омрачило её лицо. Как будто она забыла, где вообще была. А потом вдруг она сломалась. Слёзы навернулись на её ресницы, и она резко втянула воздух. Её губы задрожали, и она попыталась взять себя в руки. Не желая полностью развалиться в присутствии других.

Я никогда не был хорош в разговоре. Правильные слова, казалось, всегда ускользали от меня. Кроме того, я ничего не мог сказать, чтобы облегчить её боль. Невелики были мои познания. И я не собирался принижать её чувства, её боль, говоря ей, что всё будет хорошо. Потому что даже если бы это произошло, а я молил богов, чтобы так и было, то, услышав это, она сейчас ничего бы не сделала. Поэтому вместо этого я начал действовать. Так я всегда и делал. Это был единственный известный мне способ как сделать ситуацию управляемой. Если бы я мог сделать что-нибудь, чтобы облегчить её бремя, то я бы сделал. Сжав её плечо, я помог ей лечь на свободную кровать, а затем протянул ей одеяло. Она перекатила край ткани между пальцами, а затем прикрыла глаза. Сказала «спасибо», не произнося ни слова.

Я слышал её громко и ясно. Не обмолвившись ни единым словом, я взял её израненную руку и оценил ущерб. Рейвен даже не вздрогнула. Только смотрела прямо перед собой, плотно сжав челюсти. Под всей этой болью скрывался мир гнева. Мести. Ничто не помешало бы ей искать справедливости во имя своей потерянной любви. Когда я туго перевязал её запястье, я знал, что, когда мы разберёмся с этим беспорядком, она потребует включить её в борьбу. А это означало, что теперь я должен был сделать всё, что в моих силах, чтобы помочь ей.