Это совсем не похоже на ощущение травы под босыми ногами и солнца на лице, но его прикосновение дарит мне чувство безопасности, так что спасибо и на этом. Я делаю медленный долгий выдох и сосредотачиваюсь на ощущении прикосновения его ноги к моей. На ощущении крепости. Силы.

Я делаю еще один глубокий вдох и медленный выдох. Спокойно, говорю я себе. Держись.

Еще один вдох, еще один выдох. Как хорошо, что он рядом.

– Ты в порядке? – чуть слышно спрашивает Хадсон, и я киваю, хотя это и не совсем так. Я точно еще не в порядке, но сейчас мне все-таки лучше, чем было минуту назад, когда мне сносило крышу, так что и на том спасибо.

Подняв взгляд, я замечаю, что Карга смотрит на меня, словно я какая-то мелкая букашка, на которую она смотрит в микроскоп. Оттого ли это, что прежде она никогда не видела людей в состоянии панической атаки? Или она составляет мысленный перечень всех моих слабостей, чтобы понять, как лучше ударить?

Мне тошно оттого, что теперь мне приходится думать вот так, приходится смотреть на всех – даже на тех, к кому мы вынуждены обращаться за помощью – как на противников, которые могут попытаться уничтожить нас в любой момент. Это хреновая жизнь и хреновый способ смотреть на мир. Но если учесть, что альтернативой может быть смерть… то становится ясно, что эта дилемма неизбежна.

Должно быть, это доходит и до остальных, поскольку Флинт начинает действовать – под действием я имею в виду самую очаровательную из его улыбок.

– Я знаю, вы говорили, что ожидали нас, но значит ли это, что вам известна и цель нашего визита?

Она нехотя переводит взгляд на Флинта… и пристально смотрит на него, пока он не перестает улыбаться и не отводит глаза. Только после этого она позволяет себе чуть заметно усмехнуться и сказать:

– Есть масса причин, которые могли привести вас сюда. Мои травяные чаи. Желание заполучить особенно сильный любовный напиток. – Она глядит на свои сиреневые ногти. – Этериум.

При последнем слове все мое тело замирает – она произнесла его с таким почтением, будто оно имеет для нее особое значение. Значит ли это, что она и впрямь участвовала в возведении этой тюрьмы?

Как бы то ни было, очевидно, что она кокетничает. Интересно, зачем? Не затем же, чтобы держать своих слушателей в напряжении.

Хотя кто знает? Возможно, именно за этим. Если она в самом деле долго живет тут совершенно одна, быть может, ей хочется одного – заполучить собеседников. Возможно, она хочет, чтобы мы строили догадки, вынужденно оставаясь в ее доме как можно дольше.

Однако Хадсон явно сыт по горло, поскольку вместо того, чтобы играть в ее игру, он просто спрашивает: