Так вот оказывается, как маги теряют магический резерв: «Пух!» и нет части тебя. Ни боли, ни ощущений — ничего. Он просто сжигает себя сам, а оставшийся дым поднимается выше, затрагивая другие органы и обволакивает их смертью. Ко всему прочему, я ещё лежала на дне озера, не имея доступа к кислороду и медленно умирала, даже не чувствуя этого — «бонусный» результат потери резерва.
Интересно, Арцур вообще заметил, что я упала в воду? Он ведь по-прежнему дерётся за наши жизни с мантикорой, но вот только, теперь он борется исключительно за свою жизнь, так как мою уже ничего не спасёт.
До чего ж неожиданно было найти смерть в самый последний момент. А ведь на самом деле, она преследовала меня сегодня весь день: у источника земли я вошла в магически транс, огненный источник — это вообще сплошной риск смерти, так как гейзеры могли пробиться и под нами в любой момент. У этого источника я и без того простудилась бы, так ещё и эта мантикора… Но в итоге смерть приняла меня в свои объятья на дне озера.
Смерть — это слово словно начинает оживать, когда чувствуешь приближение этой самой кончины! Понимание, что расставание с жизнью неизбежно, начинает зарождать из последних сил только одно — желание бороться. Даже не ради себя, а ради Арцура, Мюриэль, может Валефора, родителей, если они не забыли про меня за столько лет…
Арцур ведь так и не наругал меня за те выпитые зелья, Мюриэль не рассказала мне о своих отношениях с Ральгартом, а я не рассказала ей про тот поцелуй с лучшим мужчиной моей жизни, да и вообще, я многое не успела ей рассказать! Валефор до сих пор ждёт треклятый посох, а дома меня ждут Бульон, метёлка, Айрин и Рион! Мой маленький котик ведь только нашёл свой дом! А Сон? Грифон Арцура? У меня с ним только заладились отношения!..
И об этих самых отношениях… Что было у меня с Арцуром? Что значили эти нежные слова, поцелуи, прикосновения? Вылилось бы это во что-то на много большее? Я знала точно, что полюбила иноземного алхимика всей душой, всем сердцем и разумом. Мне было уже невозможно представить счастливую жизнь без него. Без наших с ним споров, язвительных шуточек, взглядов и очков, которые постоянно сползали у него с переносицы. Но у меня теперь не было никакой жизни. Ни с ним, ни без него.
Как же всё-таки жаль, что в последний раз мы смотрели друг на друга, когда он был огорчён моим поступком, а я была безэмоциональной дурой, собственными руками выпевшей те зелья. До чего же больно было бы сейчас раскрыть глаза и увидеть каменное дно озера, а не любимые глаза Арцура! Какого же будет ему, когда он занесёт смертельный удар мантикоре, обернётся к месту, где должна стоять я, и не обнаружит меня там? Уверена, он сорвётся с места, чтобы достать моё холодное тело со дна, будет в нервном состоянии приводить меня в чувства, не обращая внимания на здравый смысл, с горькой правдой твердящий: «Она умерла». Но потом ему придётся смириться с этим и безнадёжно опустить руки.