— А когда ты превращаешься, — коварно спросила я, — где ты оказываешься?
— В каком смысле — где? Ну… там же?
— Пальцем ткни, — предложила я и подсунула ему «карту».
Он выглядел удивлённым.
— При чём здесь это? Ну, вот смотри. Я, допустим, пойду сейчас и залезу с ногами на унитаз, а потом обернусь. Я окажусь там же. В сортире!
— Нет, нет. Я не об этом, это лис. А куда попадаешь
Он глупо моргнул.
— Кесса, я не понимаю.
— Ты будешь плавать с этой рыбой? Или нюхать маки? Или выкапывать радугу?
Лист жалобно хрустнул в моей руке.
— Ты говоришь очень странные вещи, — медленно сказал Арден, глядя на меня с непонятным лицом. — Я вижу это место только в Долгую Ночь. С высоты, пока мы бежим по дороге. И так, пока не наступит утро.
Какое-то время мы молчали. Арден разглядывал меня, нахмурившись, как больную. Я с сомнением всматривалась то в его лицо, то в ласку.
Сегодня я снимала артефакт на ночь и в целом… не очень старалась; поэтому и ласка оживилась немного, открыла чёрные глазки-бусины и глядела хитро. У неё была недовольная, сердитая мордочка, и на Ардена она щурилась с интересом, — не любовным, скорее игривым, — и отчётливым желанием укусить и посмотреть, что от этого будет.
Я кивнула ей на расползшийся туман. Она фыркнула, но потянулась к нему, вниз, лапкой, а потом зашипела и вернулась обратно, к вывернутым корням.
Я помнила этот туман и то, что под ним почему-то не земля, а ледяной кафельный пол; а ещё то, что вокруг — пустота, и что наблюдать за зверем — это будто смотреть экспериментальное кино, и как трудно потом вставить руки в чужие лапы.
— У меня не так, — тихо сказала я. — Возможно… возможно, с ним и правда что-то не так.
— С артефактом?
— С