Храмовники тушили фонарики. Я переступила уставшими от неподвижности ногами, огляделась и так и села на ближайшую скамью, вытянувшуюся между колоннами, — в короне и с чашей в руках; тяжёлый подол обвивался вокруг моих ног.

— Что говорят совы? — Летлима стучала пальцами по своему предплечью.

— Мастер Неве спускается, — сказал росомаха в офицерских нашивках.

Его рация шипела обрывками слов, и купол усиливал их и рассыпал по залу.

Сова действительно спустилась, — вкатилась в зал, босая и вся замотанная в длинноворсную шубу. От неё далеко несло морозный зимний дух.

— Всё чисто, — заявила она, плюхнувшись на скамью напротив моей. — Мы проверили каждого вылетевшего.

— Значит, он не сможет теперь бежать?

— На Охоту — нет, это исключено, — важно проговорила сова, и слова её казались весомыми, плотными. — Только по нити своего зверя.

— Это хорошо, — сказала Матильда. — Самое главное, что Крысиный Король не будет пойман.

— Это отвратительно, — нахмурилась Летлима. — По Кланам бегает неуловимый убийца!

— Сделаем всё возможное, чтобы…

— Отставьте.

Они отошли немного в сторону, и Летлима бросила себе под ноги треугольник глушащего артефакта, от чего все звуки сразу смазались и смешались. Матильда недовольно качала на что-то головой; наверху зашумело — это Става пробежала по едва видимой в темноте балюстраде и соскользнула вниз по колонне.

— Мне надо бы деть куда-то всё это, — устало сказала я храмовнице, чуть приподняв чашу.

— Это могущественные артефакты, — покачала головой она и улыбнулась.

Я улыбнулась тоже и извиняющимся тоном пожаловалась:

— Очень тяжёлые.

Голова у меня гудела, а шея вся онемела, и я опасалась делать резкие движения, чтобы не тревожить корону. Чаша оттянула руки: она хоть и была размером не больше парадного салатника, но, выполненная из толстой меди и инкрустированная крупными каменьями, да ещё с водой, весила, как целый таз с отправленной под пресс кислой капустой.

— Сейчас подойдёт Фрер, — пообещала мне храмовница. — Сольём воду в кувшин. Как только мы протрём чашу насухо, она уснёт до следующей Долгой Ночи.

Пока же вода горела серебром и цветными переливами, как будто по её поверхности кто-то рассыпал щедрой рукой перламутр.