Женя сделал маленький, неуверенный шаг к выходу. Его силуэт чётко просматривался снаружи, но он об этом даже не подумал. Как и о направленных на него взглядах красноволосых мужчин. Серые глаза и осипший от плача голос – только они сейчас занимали вселенную.
– Я думал, ты просто мне врёшь, потому что… потому что… – Давай, скажи это. Ты давно знаешь правду, вот только боишься вытащить её на поверхность, зарываешь поглубже. Давай, произнеси эти слова, если хочешь быть честным. – Я боялся, что ты меня разлюбишь. Боялся, что ты всё-таки поняла, что больше меня не любишь, что это была глупость, что это была…ошибка. Твоя самая большая ошибка.
– Ясно, – теперь голос Кати слился с реальностью воедино. С каждым морганием, с каждым наступлением темноты он становился громче, чётче. – Ты хочешь, чтобы тебя любили, потому что никогда не чувствовал подобного. Тебе не так важно отдавать, ты жаждешь получать, забирать. И твоя мама… Ты влюбился во взрослую женщину лишь потому, что родная мама…
– ЗАТКНИСЬ! – Пальцы вцепились в жёлтый поручень! – ЗАТКНСИЬ, ПРОШУ ТЕБЯ, ЗАМОЛЧИ! НЕ ГОВОРИ НИЧЕГО О МОЕЙ МАТЕРИ!
– Да никто и не говорил, сладенький. – В салон автобуса вошёл высокий мужчина, с красными волосами на голове, в великоватой ему тёмно-зелёной куртке и с чем-то очень похожим на пистолет в левой руке – в глазах Жени предметы теряли свои контуры. Силуэт мужчины приближался, и вместе с тем его голос становился громче. – Никто не говорит о твоей матери. Сейчас мы просто дружно выйдем на улицу и подышим свежим воздухом. Как тебе идея?
Женя посмотрел на бледный овал, верхушка которого кричала ярко-красным цветом, и попытался из себя что-то выдавить, но не смог. Похоже, только одни серые глаза могли разбудить в нём силы. Он почувствовал, как чужие пальцы заскользили меж его собственных, как чужая ладонь сжала его собственную, как он сам позволил вести себя к выходу из автобуса.
И когда тьма почти полностью окутала мир, когда из тела, казалось, вытекла вся кровь, Женя подумал, что всё будет хорошо. Конечно. Всё будет хорошо.