Дней до Диворандо: 12
Они вернулись в Цитадель уже за полночь, но Алессе хотелось убедиться в правдивости его слов.
Она зашла в покои Фонте, и женщина, одетая в белый медицинский наряд, быстро присела в реверансе. Лечащий врач Цитадели, склонившаяся над большой кроватью с балдахином, не сразу подняла глаза, занятая известной только ей задачей.
Калеб неподвижно лежал под накрахмаленными белоснежными простынями, его веки посинели, а губы казались обескровленными.
Стены сомкнулись вокруг Алессы.
Девушка попыталась нащупать за спиной руку, чтобы схватиться за нее и ощутить поддержку, но Данте остался в коридоре. Ей нужно было справиться с этим в одиночку.
– Как он? – спросила она, затаив дыхание в ожидании ответа. Разумеется, мертвецу врачебная помощь не потребовалась бы.
– Стабилен. – Отрывистый ответ доктора и выражение ее лица намекали на полную ответственность Алессы за содеянное. – Он был сильно обезвожен и переутомлен. Если бы вы посоветовались со мной, я бы рекомендовала ему воздержаться от напряженной деятельности. Но вы решили иначе.
– Значит, вы не думаете… В смысле в предыдущие разы он справлялся.
– По моему профессиональному мнению, он оказался в таком из-за ряда факторов. Божественная ваша профессия или нет, но она требует физических усилий, а мистеру Топоровскому следовало лучше заботиться о себе. Я очень надеюсь, что, когда вас призовут тренировать следующий Дуэт, вы убедите Совет собрать команду медицинских консультантов. Несмотря на мнение некоторых, использование дарованной нам мудрости – не оскорбление Богини.
Алесса склонила голову, как провинившийся ребенок, хотя никогда не возражала против этого. Когда Томо предложил проконсультироваться по поводу маленькой проблемы Алессы с кем-то еще, именно Совет пришел в смятение.
– Думаю, он полностью восстановится, но до тех пор ему нужен покой. Абсолютный покой.
– Да,
Медсестра бросила опечаленный взгляд на ангельский профиль Калеба, как будто думала, что Алесса явилась закончить начатое.
Алесса закрыла дверь слишком быстро, и звук хлопка прорезал тишину.
Данте, прислонившийся к каменным перилам, приподнял брови, как бы говоря: «Видишь? Я же говорил».
Ей хотелось рассмеяться. Или заплакать. Или и то и другое.