Как-то все равно не укладывается.

– Неотвратимые заклятья наложить непросто. Я, честно, лишь читал о них. Нужна жертва. Добровольная жертва. И если речь идет о крови, то жертва всех, в ком есть эта кровь.

Добровольная.

Ага.

Вот что-то подсказывает, что не все из рода Архаг согласились бы пожертвовать собой во имя всеобщего светлого будущего.

– Поэтому и использовали подобный способ… в общем, в основном, когда проклинали кого-то. Но и то редко. Были попроще… есть мнение, что душа того, кто взывает к божественной силе, а именно она лежит в основе неотрватимых заклятий, отдает свою душу и посмертие.

Еще веселее.

– И ты…

– Мой предок не был один. Были еще двоюродные братья, дети их. И… и много кто кроме, – кажется, Ричард точно знал, в ком дело. Уж не в той ли женщине, о которой рассказывал Командор. Или, вернее, в её ребенке? Рода Архаг… и да, наверное, я бы тоже не отдала своего ребенка в жертву за все блага мира.

Понимаю.

И…

«Анна пребывала в забытьи, пока не нашлась та, кто вызвал её из забвения»

– Я.

«Моя несчастная супруга… я так оберегал её от всего, что её пугало, внушало ужас. Я пытался создать для неё безопасный мир. И потому она с легкостью поверила обещаниям чудесного зеркала. Она стала той незримой нитью, что вновь соединила Анну с миром сущим. Впустила в этот мир. Сперва, как часто сие бывает, речь шла о малой уступке, о капли крови, которое поглотило зеркало, став залогом заключенной сделки».

Ну вот сам же виноват!

Сам!

И все равно жалко их. До боли в сердце жалко. И молчу. Кусаю губы.

«Анна рассказывала… рассказывала со смехом, с издевкой, наслаждаясь моей болью. О том, как воспользовалась несведущестью моей жены. Она украла её тело, подменив душу. И я до сих пор не знаю, получила ли моя Анна свободу. И только теперь, когда пишу эти строки, я вновь удивляюсь тому, что и мою жену звали, как это проклятое отродье. Будто недобрый знак, один из тех, которым суждено остаться непонятыми».