Она задумалась, склонив голову набок, и спросила:

– Откуда ты знаешь, что он умрет? Ты говорила ему, что он может умереть? Почему же он тебя не слушает?

Она бы все равно не поняла. Я покачала головой, и Юйтань, смекнув, больше не задавала вопросов.

Завтра утром мы уже должны были прибыть в Пекин. Вечером я попросила Юйтань сделать мне красивую прическу и макияж, и та приложила все силы, чтобы подчеркнуть мою природную красоту. Брови-полумесяцы, глаза, глядящие нежно, но с печалью, гладкая кожа, сияющая, будто нефрит, губы то ли улыбаются, то ли нет. Казалось, та девушка в зеркале насмехалась надо мной: что, не желаешь сдаваться? И почему ты так глупа?

Ли Фу открыл дверь и поклонился, впуская меня. Восьмой принц сидел за столом. Его лицо было прекраснее драгоценной яшмы, а глаза поблескивали, будто чистый ручей. Мы тихо смотрели друг на друга, и я думала: вот он, изящный, благородный муж, но что скрывается под внешне гладкой поверхностью вод? Я смотрела, но никак не могла увидеть. Тайком я спрашивала себя: неужели я действительно надеюсь изменить его волю посредством того чувства, что вспыхивает между мужчиной и женщиной? И когда я стала такой наивной? Умом я все понимала, но отказаться от задуманного не могла.

Принц долго пристально рассматривал меня. Затем он поднялся, подошел ближе и заключил меня в объятия со словами:

– Завтра мы уже будем в столице, и я сразу отправлюсь просить у отца позволения жениться.

Я обвила руки вокруг его талии и обняла как можно крепче. Мне хотелось, чтобы этот миг не кончался, ведь, возможно, больше мы никогда не сможем обнять друг друга.

В наступившей тишине мы стояли так очень долго. В конце концов, пытаясь обуздать душевную боль, я оттолкнула его, но он положил руки мне на плечи, внимательно глядя на меня. Я кусала губы, осознавая, что не могу набраться смелости и посмотреть ему в глаза. Опустив голову и уставившись в пол, я произнесла:

– Если ты не можешь выполнить мою просьбу, то нет нужды просить Его Величество о свадьбе – я все равно не смогу согласиться.

Его руки сильнее сжали мои плечи.

– Если выйдет высочайший указ, – мягко сказал принц, – то кто позволит тебе оспаривать его?

Я подняла на него глаза и слегка улыбнулась:

– Даже если тебе удастся добиться высочайшего указа, никто не сможет заставить меня выйти замуж, если я того не желаю. В крайнем случае я обрежу волосы и уйду в монахини. Если положение будет совсем безвыходным, всегда остаются три чи белого шелка[89].

Восьмой принц сжал мои плечи так сильно, что мне стало больно. Усмехнувшись, он холодно проговорил, часто кивая головой: