Очнулась Ярина разбитой, но зато мучительное отупление отступило. Было тепло, спокойно, глаза открывать не хотелось, лучше лежать, слушая, как полощет за окном ливень, а ветер изо всех сил бросает водяные потоки в закрытые ставни.

Пахло целебным разнотравьем, горечью чародейских настоек и медом, а чужая грудь под щекой мерно вздымалась. Это было так странно и одновременно знакомо, что даже удивиться не вышло.

Сердце Гора частило. За этим стуком Ярина не сразу разобрала, что ее тревожит постороннее бормотание. Рядом кто-то ворчал.

– …охальник.

– Тише, разбудишь.

– Где это видано, в кровать к девчонке забираться. Обручья не надевал, через огонь не проводил16, а уже грабли тянет свои.

– Дед, мы пока в подземельях блуждали, под одним плащом вместе спали. – В сипении Гора ясно слышалось обреченное упрямство. – Уймись.

– Нет, вы дадите мне поспать, а? – Голос Тильмара был наполнен такой мукой, что Ярина заволновалась. Что могло случиться? Ведь не ранили его, неужели из-за руки?

– Так плохо?

– Проще сдохнуть, чем терпеть.

– Терпи, кудесник. – Дедушка забренчал какими-то склянками. Видно, лекарства перебирал. – Прострел-траву нельзя часто, да и маловато ее осталось. Твоему дружку рукастому может не хватить.

Ярина не выдержала и с глубоким вздохом открыла глаза. Гор вздрогнул, сердце его зашлось частым стуком, это она еще успела услышать, прежде чем он отодвинулся, заглядывая ей в лицо.

– Ярина…

Глаза у него были как омуты. Смотрел он мягко, с тревогой, этого даже темнота не скрывала.

– Ты как?

– Лучше.

Усталость еще камнем висела на шее, но разве это важно? Ничего ужасного с ней нет. Не у нее руки до костей изгрызены, а остальное – поболит и перестанет.

Но Гора провести не удалось. Он неуклюже поднял руку и провел пальцами по щеке, едва касаясь. Она не удержалась – поморщилась. Да, синяк, наверное, уже на пол-лица налился. Но они все пострадали, даже Тильмар, который на драку опоздал, но руку сломал, когда их ловил.

– Девонька, ты, может, хочешь чего?

Домовой немедленно оказался рядом, но Ярина качнула головой в ответ, вновь укладываясь Гору на грудь, на что дедушка горестно вздохнул. И смолчал.