Люди в Пожарищах опасались неизвестно чего, потому на въезде несли службу двое плечистых мужиков. На появление их благодетеля и заступника в изодранном виде они взирали с суеверным ужасом. Ничего удивительного, что вскоре рядом с ними оказался староста.

– Посторонись, госпожа ведьма, – почтительно буркнул он и оттер ее плечом, чтобы подхватить Гора. Тот зубами скрипнул в ответ, но смолчал.

– А что, почтенный, – прогнусавил тут же Тильмар. Он все пытался остановить кровь из носа, и его вечная улыбка сейчас больше напоминала гримасу боли. – Сколько вам надо заплатить за одну курицу? Полцарства подойдет?

– Вам на какое-то колдунство очередное? Черных курей не держим. – Старосту, после увиденного, было уже ничем не пронять.

– Нет, просто очень есть хочется. Курочки бы…

Тильмар не договорил – рухнул как подкошенный, не дойдя до дома Гора пару шагов. Староста только глаза к небу воздел.

– Беда мне одна с вашим чародейским племенем, – пожаловался он не пойми кому, пока возился со здоровенным замком на двери. – Уж не знаю, что и делать.

– Верно говоришь, Перван, – с улыбкой смертельно уставшего человека подтвердил Гор. – От чародеев все беды. Заведите-ка вы вместо меня травницу. Такую вредную бабку, которая одним взглядом любую болячку исцелит. И все у вас будет хорошо.

***

Потом был жар бани, куда дедушка Ярину одну не пустил.

«В пару и не видать ничаго. А коли сомлеешь, так я хоть подсоблю».

Вязкий запах зверобоя, горьковатый – чистотела с примесью ромашки, пока она перевязывала отмытого Гора, державшегося на одном упрямстве, а староста, ругаясь, накладывал бледному до синевы Тильмару лубок на переломанную в падении руку.

– Ты, твое чародейство, как дитё малое. Не дергайся уж, сделай милость, закончить дай.

В доме колдуна никто ни пылинки тронуть не посмел: как Ярина во время поспешного бегства сгребла со стола записи, так с тех пор ничего не изменилось.

К запахам снадобий вскоре добавились ароматы свежего хлеба, куриной похлебки, медовых пряников. Дедушка расстарался, самого себя превзошел.

– Яринушка, ну что ты не ешь совсем. Ты ж не птичка, крошки клевать. Бери краюшку, еще теплая.

И долгожданная темнота, в которой не было ни замка над Пустошью, ни плача Девы, ни криков Илеи. Только тишина.

***