Светлый фон

Дагмар и Тень изумленно уставились на него, вскинув брови, не веря тому, что услышали, не умея понять, что предстало перед ними и о чем говорил им хранитель.

– Мастер Айво мертв, – сказала, вставая, Юлия.

Лицо ее было мрачным, но голос звучал твердо. В оранжевом свете факелов она выглядела гораздо решительнее, чем любой из хранителей. Гисла встала с ней рядом.

Тень вскрикнула и бросилась к скорбевшей толпе, переступая и обходя сидевших людей, а потом замерла, вцепившись руками в свой балахон, устремив глаза в пол. Дагмар медленно двинулся следом за ней.

Черные одежды мастера Айво пропитались кровью и блестели в свете свечей. Теперь, после смерти, он уже не казался могущественным и не выглядел как верховный хранитель. Он был стариком, покинутой оболочкой, с покрытой пятнами кожей, с дряблыми чертами лица, с черным росчерком краски, которой он темнил губы, на тонкой, словно бумажной щеке.

Дагмар склонился к телу Айво и поднял его с пола, так, словно тот весил не больше ребенка и был ему не менее дорог. Он понес его к алтарю. Гисла, Тень, дочери и хранители двинулись следом скорбной процессией.

Когда Дагмар уложил Айво поверх алтаря, Тень бросилась помогать, распрямила руки и ноги покойного, расправила складки его балахона, чтобы он предстал перед богами в достойном виде. Рукав Айво зацепился за пряжку на балахоне Дагмара, и из‐под нее показалась тонкая белая рука старика.

– У него на руке руны, – охнула Тень, сдвигая широкие складки ткани. – Он вырезал их вот здесь, над запястьем.

Гисла потрясенно смотрела на окровавленные линии и круги.

– Я этих рун не знаю, – пробормотала Тень.

Гисла их знала. Первая, духовная, руна использовалась, чтобы связать одну душу с другой. Ту же руну вырезал у нее на ладони Хёд. В конце своей жизни Айво к кому‐то обращался. Вторая руна – мужчина, женщина и ребенок, отделенные друг от друга змеей, – принадлежала Дездемоне. Ее она тоже видела – целую жизнь тому назад, в мыслях Дагмара.

– Кто‐нибудь, расскажите мне, что здесь случилось, – потребовал Дагмар дрогнувшим голосом.

Амос, самый красноречивый из хранителей, принялся пересказывать ему, что произошло в храме.

Когда Амос закончил, Дагмар опустился в кресло на возвышении, а дочери и хранители собрались вокруг, потрясенные и растерянные не меньше, чем он. У алтаря осталась лишь Тень: опустив свою белую голову, она держала Айво за костлявую руку. Подол ее лилового балахона пропитался кровью верховного хранителя и почернел. От алтаря, где она стояла, и до дальнего угла святилища, где прежде лежало тело, протянулась длинная алая полоса, отмечавшая ее путь.