– Байр из Долфиса, наш законный король, – громыхнул Дред, и воины Долфиса вслед за ним воздели свои мечи к небу.

Хёд снял с безвольной шеи Банрууда амулет короля, тот самый, которым Банрууд выжег звезду на ладони Гислы, тот самый, который передавали друг другу правители Сейлока. Чуть пошатываясь, Хёд с торжественным видом приблизился к Байру и надел амулет ему на шею, а потом провел ладонью по его спутанным, пропитавшимся кровью волосам.

– Ты всегда был законным королем, брат. Верховный хранитель знал об этом, уже когда тебя принесли к нему в день твоего рождения. Наш отец тоже об этом знал. И это его убило. Но не убило тебя.

– Да здравствует мальчик из храма, – произнесла Альба, и слезы заструились по ее покрытым пылью щекам.

– Да здравствует Долфис! – выкрикнул Дакин.

– Да здравствует король Байр, – проговорила Тень, в знак согласия поднимая к небесам окровавленный кинжал.

– Да здравствуют Бальдр и Хёд, – прошептала Гисла.

И Хёд подошел к ней и взял ее за руку.

Эпилог

Эпилог

Он не привык быть счастливым – быть может, никогда не привыкнет. Они с Гислой произнесли клятвы у алтаря, извлеченного из‐под обломков храма, и король Байр объявил их мужем и женой, хоть и споткнулся, произнося имя Гислы. Для Байра и сестер она навеки была Лиис из Лиока – и откликалась на оба имени. Она отказалась вернуться в Тонлис, хотя он ей и предлагал. Он верил, что сумеет сам пересечь море, в особенности теперь, когда ему могли показать дорогу ее глаза.

– Здесь мой дом. Ты мой дом, – сказала она без колебаний, и он поклялся, что сделает этот дом лучшим на целом свете.

Им предоставили комнату во дворце – комнату для почетных гостей, – хотя он был бы счастлив и в крошечной каморке у лестницы. У Гислы в жизни не было собственной комнаты, даже собственного угла, и потому она легко приспособилась к порядку, который был ему необходим.

– Не перестаю удивляться тому, что ты слышишь, когда я голодна, но спотыкаешься о мои башмаки, – посмеивалась она.

Дворец кишел разномастными обитателями, но у них был свой собственный дом. Счастливый, замечательный дом. О большем он никогда и не смел мечтать.

Все привечали Хёда, никто его не сторонился, хотя Тень и старалась не приближаться к нему. Она скорбела. Она сама назначила себя Верховной хранительницей и целыми днями работала не покладая рук, но ее сердце было разбито. Хёду она не доверяла: его необычность чересчур походила на ее собственную. К тому же на ее мнение о нем могли повлиять подозрения мастера Айво – а быть может, и самого Дагмара.

Хёда растили, чтобы он стал хранителем, и потому он предложил помочь разобрать развалины храма, сохранить все то ценное, что в них удалось бы найти. Он знал названия рун, умел их чертить и оживлять, но Тень не была готова к общению с ним, к его советам, и Хёд не стал настаивать. Он так и не понял, хочет ли, чтобы руны вообще сохранились.