– Это самое логичное объяснение.

– Магия спала до пятнадцати лет. Прикосновений он не терпел и до. Особенно к волосам…

Мне не нравится его взгляд. Настораживает тон.

– Если ты собираешься что-то рассказать мне, подумай, готов ли это услышать он.

– Я должен открыться тебе и не хочу, чтобы это узнал мой мальчик. Я тогда так старательно затёр воспоминания…

Сумраки резко переходят в ночь. Ветер почти стих. Дани и Стэн смеются вместе с Грэйном, пересказывающим очередной забавный эпизод похождений Стаха.

– Тор, подумай ещё раз. Если твоя откровенность – следствие выпитого, не пожалеешь ли ты о ней потом?

– Я давно порывался тебе признаться. Мне кажется, ты имеешь право знать всё.

– Даже если не особо хочу? Услышать о… насилии? О том, что однажды ты не успел вмешаться?

– Успел. Ему не причинили физического вреда. Остался страх – всепоглощающий страх ребёнка… Ты знаешь?!

– Догадался. Он очень боялся близости… Сколько ему было?

– Семь лет. Он был очень высокий, казался взрослее. Необычный, синеглазый… привлёк внимание. Я успел в последний момент. Успокоил, как мог. Стёр память. Но он возненавидел чужие прикосновения…

– А волосы?

– Намотали на руку… у него всегда были чудесные длинные волосы. Воспитатели не стригли – жалко было… Я потом с него глаз не спускал – ни на минуту. Боялся…

Создатель мира смотрит на меня виновато:

– Прости меня…

– Почему – сейчас?!

– Я подумал, ты подозреваешь. Алкоголь снимает блоки. Не хотелось бы, чтобы он вспомнил…

– Тор… Есть хоть что-нибудь в его жизни, не заставившее страдать?!

Создатель несмело поднимает на меня виноватый взгляд: