Так что глазам пожилых волшебников предстала совершенно обычная влюбленная пара, и они подтрунивали над Косоруковым — мол, понятно, отчего сам не поехал докладывать, телеграммой отделался, от такой невесты по доброй воле не сбегают. Правда, они так и не поняли, что же охотника в этом замечании так развеселило, а что — смутило Анну, но не придали значения подобной мелочи.

Они вообще самым удивительным образом не придавали значения неудобным мелочам, так что Дмитрий в первое время не верил собственным глазам. Они действительно не замечали перекати-ежиков, даже перешагивая через них на улице.

Но все равно на время визита лесные прогулки с обучением пришлось оставить, благо управились волшебники быстро, всего за три дня. А потом уехали, увозя с собой множество записей и других интересных материалов, а также труп химеры, который Антону Алексеевичу пришлось скрепя сердце отдать. Собственно, именно из-за последней задержались дольше всего: нужно было устроить так, чтобы материал благополучно доехал до Рождественска, и волшебники больше суток провозились, накладывая чары на простой деревянный гроб, в который уложили нежить.

А после их отъезда жизнь в Шнали потекла своим чередом. Работал прииск, паслись мамонты, в городе случались свои мелкие неприятности и радости, и как будто совсем ничего не изменилось. Ну разве что закончилась сезонная миграция перекати-ежиков, о чем Дмитрий даже немного жалел — он уже привязался к этим забавным зверькам. Но Анна со смехом заверила, что осенью они двинутся в обратном направлении.

Да еще в окрестностях часто рыскала пара медведей — надо же было Косорукову осваиваться с новыми способностями.

Это было странное ощущение — чувствовать чаяния, стремления и недовольство земли. Поначалу он еще пытался в нем разобраться, подвести какие-то теории, потому что образ казался слишком расплывчатым — ну как может ощущать что-то просто кусок земли? Да, немаленький, но почему именно этот, как это происходит и чем именно он вообще может чувствовать? Но вскоре попытки пришлось оставить и принять это как данность.

Все принять — эту землю, этих людей, этот облик и новые способности. Эту женщину. Горячную, упрямую, невозможную, не похожую ни на кого, с кем он был знаком раньше. Но именно такую, какой не хватало в его жизни.

И он, конечно, иногда вспоминал прежнюю жизнь — и службу, и дороги, по которым бродил перекати-ежиком, — но без тоски и сожалений. И достаточно быстро проникся мудростью диких чжуров: зачем рассуждать о том, что могло бы быть, но уже никогда не будет? Особенно если то, что есть, можно назвать одним простым, но непривычным словом — счастье.