Я поведала о встрече с Дэвидом, обо всем, что случилось на стоянке грузовиков. Когда рассказала о нашем чудесном побеге, он резко вздохнул, но я продолжила говорить, боясь, что если остановлюсь, то никогда не смогу продолжить. Рассказала ему о Реми и пропавших троллях, нашей поездке в Портленд и спасении. Упустила лишь самые худшие моменты, потому что не была уверена, что он хорошо воспримет кровавые подробности, особенно о том, на что я пошла, чтобы вытащить из клетки троллей. От него и так требовалось достаточно много: принять то, что я уже рассказала. И закончила тем, что призналась, как ранили Роланда, а я его вылечила.

Он долго молчал, отчего я заволновалась, что дала ему слишком много информации. Наконец, Нейт провел рукой по своим уже взъерошенным волосам.

– Господи! Я… Господи…

– Ты в порядке?

– Не знаю. Я не знаю, что и думать. М-мне нужно время, чтобы все это переварить.

Я прерывисто выдохнула. Не то чтобы я ожидала, что он все сразу примет, но надеялась… ну, даже не знаю, на что надеялась. У меня разрывалось сердце от того, как сильно я ранила его. Если бы я только была честна с ним все это время, он бы не смотрел на меня сейчас, как на незнакомку.

– Хочу тебе кое-что показать. – Я придвинула к нему телефон. – Питер подумал, вдруг это поможет.

Он уставился на телефон, но даже не притронулся к нему. Я встала и вышла из кухни, почти бегом взбежав по лестнице в свою комнату. Стоя наверху лестницы, слушала, как он смотрит видео, которое записал Питер специально для него. Затем опустилась на кровать и стала ждать, когда он позовет меня, чтобы поговорить.

Когда опустилась темнота, забралась в кровать и оцепенело смотрела на потолок, пока глаза не закрылись. Я даже не потрудилась раздеться.

На следующий день я проспала в школу, а Нейт меня не разбудил. В десять часов я наконец-то спустилась по лестнице, с затуманенными глазами и ощущением, что сердце налилось свинцом. За все те годы, что я прожила с Нейтом, у нас случалось немало ссор, но он никогда не позволял нам начинать новый день, не попытавшись все уладить.

Молчание сказало мне о том, как сильно я его ранила: не из-за того, в чем призналась, а потому что лгала на протяжении всех этих лет. Лежа в кровати прошлой ночью, я осознала, сколько боли ему причинила моя исповедь. Все это время я скрывала от него знание о том, что в смерти моего отца сокрыто нечто большее, я думала только о том, как сильно желала выяснить правду – для себя, для собственного успокоения. Ни разу даже не задумалась об утрате или горе Нейта, о том, что он заслуживал знать правду о своем брате. Я должна была все исправить. Не могла уехать, пока наши отношения не наладятся.