Он отрывается от моих губ, чтобы осыпать поцелуями подбородок, а затем и шею. Я зарываюсь руками в его волосы, и он делает то же самое с моими, швыряя шпильки на пол, отчего мои темные локоны свободно падают на спину. Когда он возвращается к моим губам, я подношу руку к его груди и просовываю ее в расстегнутый ворот рубашки, лаская его мышцы. Он напрягается, затем слегка отстраняется и ловит мой взгляд, всем видом выражая невыносимое желание. Я чувствую то же самое и хочу поскорее добраться до главного. Но короткой паузы мне достаточно, чтобы услышать тихий голос, который пытается вопить то, о чем молчать я не могу.

Я тяжело сглатываю, отодвигаюсь на дюйм и головой упираюсь в корешки книг.

– Эллиот, я не смогу снять твое проклятие, – шепчу я.

Он упирается руками в книжную полку и прижимается своим лбом к моему.

– Нет, моя дорогая Джемма. Я бы и не смел тебя об этом просить.

– Тогда… что будем делать? Что это значит для нас?

– Я знаю, что делать. – Его голос полон решительности.

Мои глаза расширяются.

– Ты собираешься… снять его сам? – Я с трудом заставляю себя сосредоточиться. Он собирается снять свое проклятие сам. И пожертвовать неблагой формой. Меня наполняют ужас, благоговение и благодарность.

Он кивает.

Слезы щиплют мне глаза.

– Ты уверен?

– Никогда в жизни не был ни в чем так уверен.

Он наклоняется ближе, и я завладеваю его губами. Желание возвращается, и прежде я ничего подобного не чувствовала, оно приумножается от осознания того, что он готов пожертвовать тем, что ценит больше всего… ради меня. Ради неожиданно обретенной нами любви. До встречи с ним я отказывалась верить в любовь. В романтику. Даже когда во время вальса признала свое растущее чувство, я смирилась с тем, что отпущу его, ведь думала, что король-волк никогда не станет моим, даже если снимет проклятие. Но теперь… передо мной открываются возможности, о которых я и не мечтала. Он мой. Он любит меня. Он собирается снять свое проклятие.

Мое сердце воспаряет, когда бьется напротив его груди, я ощущаю его стук каждой клеточкой своего существа. Наши поцелуи замедляются, становясь мягче, нежнее. Эллиот проводит своим языком по моему в томной ласке, вызывая у меня стон. И я знаю, что на этом мы должны закончить. Нужно оседлать волну снижающегося темпа, отступить и пожелать друг другу спокойной ночи.

Он будто тоже это понимает, мягко касается моих губ своими, но не отстраняется. Пока что. Мое сердце замирает в предвкушении, что именно так он и поступит – притормозит. Но я не готова отпустить его даже на одну ночь. Не тогда, когда по моим венам течет жаркое желание такой силы и пульсирует при каждом ударе сердца.