Гэвин делает шаг назад и, отводя глаза, еще один. Затем он молча разворачивается на каблуках и покидает гостиную, оставив свое предложение невысказанным.

* * *

Неудивительно, что следующим идет отец. Он застает меня у окна, я наблюдаю за оживленными улицами, кишащими людьми, гудящими автомобилями и трескучими экипажами. Легкая снежная пыль из-за столпотворения и пробок уже стала коричневой. Отец начинает кричать, а я сосредотачиваюсь на падающих снежинках. Меня завораживает и успокаивает их замысловатый путь с неба и до земли. Благодаря этому зрелищу я возвращаюсь к тишине гор, что помогает мне собраться и переждать гнев отца. Я не смотрю на него и не перебиваю его, пока он отчитывает меня повышенным тоном.

Наконец его отповедь заканчивается вопросом, которого я не слышу. Я медленно поворачиваюсь к нему лицом, и он повторяет его:

– Почему ты ищешь собственной гибели? – Грудь отца вздымается, его лицо багровеет.

Я отвечаю своим собственным вопросом:

– Почему ты так сильно меня ненавидишь?

Он делает шаг назад, широко распахнув глаза, как будто я ударила его ножом.

– Я не ненавижу тебя, Джемма. Все, что я для тебя делал, я делал из любви. Но я больше ничего не могу сделать, уж ты об этом позаботилась. Ты слишком непослушная. Если кажется, что я люблю твоих сестер больше, то это только потому, что они повинуются. Они не дают мне повода злиться на них.

Я качаю головой:

– Послушание – это не любовь, отец. Принуждать свою дочь к нежелательному браку – это не любовь.

– Для твоих сестер этого было достаточно. Почему тебе мало?

Я поворачиваюсь к нему лицом:

– Потому что они были готовы. Они влюблялись в своих первых потенциальных женихов, и поклонники отвечали им взаимностью.

Отец грозит мне пальцем.

– И у тебя могло быть то, что есть у них, если бы ты не нацелилась на женатого мужчину.

Я закрываю глаза, не давая своему гневу вырваться наружу.

– Я совершила ошибку, отец, но не такую, как ты думаешь. Я уже не надеюсь, что ты однажды меня поймешь. Я устала пытаться быть удобной для тебя дочерью и устала бороться с тобой. В конце концов, я не знаю тебя, а ты не знаешь меня. Отец, которого я любила, умер, когда умерла моя мама, а мужчина, который остался, не стоит моего послушания, моего гнева или моего неповиновения.

Он срывается на шипение:

– Да как ты смеешь. Неблагодарная… – Он поднимает руку, но останавливается. Как будто пораженный физической болью, он морщится и отступает, качая головой. Вдруг слезы застилают его глаза. Когда он говорит, его голос срывается: – Хочешь знать, почему я тебя ненавижу, Джемма?