– Grazie![2] – любезно кивает Эрих.

Но стоит парню отойти подальше, шипит, скрипя зубами:

– Чудесный город… Но почему все местные мужики таращатся на тебя так, что мне хочется свернуть им шеи?

– Серьёзно? – насмешливо вскидывает она бровь. – А я и не заметила! Тебе, наверное, показалось…

– Да вот! Только что… – закипает её любимый «ледяной» блондин.

– Я не заметила, – примирительно улыбается Ева. – Я на него не смотрела. Я смотрела на тебя…

И ревнивая злость угасает, как искра, упавшая в снег.

Одарив его очередным поцелуем, Ева отстраняется слегка:

– Кофе-то будем пить, Отелло[3] мой?

– Конечно будем! – он высвобождает её из своих «нежных оков». – И… я не ревнивый. Они просто напрашиваются…

– Разумеется… А кофе просто волшебный! Ты был прав – тут невероятно вкусно всё.

Ева делает глоток, задумчиво любуясь плотной молочной пенкой, и продолжает, не поднимая глаз:

– Кстати, о ревности… Ты мне простишь когда-нибудь Белова?

Эрих меняется в лице, сумрак в светлых глазах, словно грозовые тучи.

– А нам обязательно сейчас про него вспоминать?

Ей тоже этого не хочется. Но это одна из тех неприятных тем, которые лучше не замалчивать. Всё равно всплывёт, и в самый неподходящий момент.

– Ты же за честность между нами… – пожимает она плечами. – Так что лучше сразу об этом. Так сказать, «на берегу».

Он кивает согласно, но смотрит в сторону.

– И что ты хочешь услышать? Что мне было больно? Что я злился? Да. Так и было. Я злился. Я был в бешенстве. И мне было больно, Ева, чертовски больно. Но я тебя не виню ни в чём. Ты мне ничего не обещала. Ты свободна выбирать. И ты выбрала то, что хотела…

– Ничего я не хотела! – перебивает она, вспыхивает мгновенно, словно порох. – Вот тебя я хотела! Так хотела, что…