И, возможно, стоило испугаться такой безумной страсти, но Еву влекло к нему ничуть не меньше. Пожары, бушевавшие в их постели, опаляли и тела, и души. До болезненной дрожи, до стона, до крика.
Порой в порыве страсти, он не рассчитывал силы, потом сам же ворчал, злясь на себя:
– Чёрт, я опять! Ну, как медведь, честное слово, со своими лапищами… Фея моя нежная, ты чего молчишь-то! Тормози меня, если больно делаю! Посмотри, вот синяк опять на руке…
– Ты не делаешь мне больно, – улыбалась она. – Если мне с тобой будет плохо, я молчать не буду. Просто особенность кожи такая. Я вечно в синяках по жизни…
А через миг уже шептала сама жарко у виска, провоцируя и дразня:
– Мне нравится, как ты меня берёшь… Настоящий мужчина! Невозможно отказать, невозможно сопротивляться… Мне нравится твоя сила!
Он действительно был невероятно силён. Настолько, что не боялся показаться слабым, не боялся позволить себе быть нежным и чувственным. Не боялся быть заботливым и романтичным.
Все эти свечи, цветы, маленькие сюрпризы, и завтраки где-то там, в далёких странах, неожиданно стали практически повседневным явлением в жизни Евы.
Но нежность… Она ведь не в подарках…
Она в прикосновениях.
Любовь жила на кончиках его пальцев, таилась в уголках губ. Он мастерски умел доводить до экстаза своими ласками. Но даже когда речь не шла о постели, он так и тянулся к ней взглядом, прикосновением, словом, мыслью.
И любви в этом декабре было ещё больше, чем страсти.
Иногда Еве казалось, что Эрих пытается наверстать упущенное и долюбить её за всю ту долгую тысячу лет, когда бы лишён этой возможности.
Случилось то самое пресловутое 24/7 – они теперь действительно находились рядом круглосуточно, но от этого страсть не угасала, и желания отдохнуть друг от друга не возникало. Кто-то другой уже бы раздражал Еву наверняка, но к нему она тянулась в ответ также жадно. И порой хотелось, чтобы в сутках добавилось ещё хоть несколько часов, дабы можно было наслаждаться друг другом ещё дольше.
Ни разу больше он не позволил себе хоть какой-то агрессии или чего-то подобного, и неприятный эпизод на питерской квартире вскоре был окончательно забыт.
Осталось только это абсолютное сказочное счастье.
Всё было настолько идеально и прекрасно, что порой Ева замирала от страха, в панике оглядываясь по сторонам. А вдруг час расплаты близок? Ведь так не бывает…
Она уже знает, наученная горьким опытом жизни: «