– Это же само-собой, – сказал следователь. – Даже дополнительного доследования не требует. Всё ясно. Бирюков этот всё и вынес. А почти пять тысяч рублей – это, чёрт с ним, хоть и не особо крупный размер хищения социалистической собственности, но, всё равно, большой урон государству. Его одного и судили. Прокурор предложил заткнуть Колю в колонию общего режима на пять лет, а судье какого чёрта делить с прокурором? Он сказал без печали в голосе, что Бирюков Николай Иванович виновен и лишен свободы сроком на пять лет. Молотком деревянным стукнул и пошел за стенку заднюю в отдельную судейскую комнату, откуда уже пахло крепким кофе.
А Колю после вони городского СИЗО отвезли через месяц чуть подальше от Зарайска в «государственное учреждение ИТК-ЛА 154\4.» В «четвёрку» мрачно знаменитую. Там только разве что Ленин да Дзержинский со Сталиным не чалились, а вообще – толпа очень крупных людей на промзоне раскладушки изготавливала для всей страны. Даже, говорили, большого поэта Иосифа Бродского, в шестидесятых посаженного за тунеядство, этапировали сюда из Ленинградских «крестов» досиживать последний год. Да и других знаменитостей видели тут сидельцы, но фамилий не помнили.
Отец пришел на свидание к Николаю через год. Дали им сутки времени в специальной комнате. Батя, хоть и «шмонали» его на входе, а пронес-таки грелку самогона, примотанную бинтом к ноге. Выпили, поели еды домашней, после чего Иван Фёдорович сказал сыну.
– Мать на тебя серчает – слов нет. Да и я не хвалю тебя, Колька. Ты вот шалаве своей приёмник задарил, она сама потом приходила рассказать, а о семье не подумал, притырок. Лучше бы ты матери стиральную машинку скоммуниздил. Сидеть, один хрен, столько же. На тебя ведь всё повесили. Зато тянул бы срок за то, что семье пользу дал. А теперь – откинешься, то домой не иди. Не примем. Перед людями позор. Сел больно дёшево, за сучку трёпанную. У нас в Зарайске полгорода мужиков да баб «качались» на «четверке». Я, батя твой, не хлюпик-библиотекарь, а помощником столяра на мебельной был в пятидесятых. Ясен день – тоже оттянул три годочка. А дали-то двадцать пять. Сперва вообще стрельнуть меня предлагал прокурор. Но я пьяный тогда был в зюзю, свидетели подтвердили. Это смягчило кару. Хотя особо крупный был размер кражи. Но амнистия вышла, когда Берия загнулся. Так я-то в дом из директорского сейфа, который он забыл закрыть случайно, триста тыщ рублёв притаранил старыми деньгами. Узнать, что это я денежку тиснул – узнали. Доказали. Но их, конечно, так и не нашли. А какая семье подмога была! За это не стыдно и баланду три года похлебать. На воле я бы деньги такие хрена с два заработал за три года. У меня зарплата была пятьсот рублёв дореформенных. Так что – домой не вертайся. Не стал ночевать отец в комнате для свиданий. Крикнул конвоира, да и ушел злой.