Вышел Бирюков Николай во двор, сел на скамеечку возле ворот, закурил, посмотрел на маленькие лохматые облака, наблюдающие за движением жизни в городе, потом на людей, которые в рабочее время торопились либо туда, либо уже обратно и пригладил волос на затылке. Думал. Деньги-то у него были. Заработанные. Кум не нагрел, отдал все. Но куда идти с деньгами или без них – никак не мог Николай себе определить. К шалавам не хотелось. В кабак тоже. Да и ночевать негде было. Стал вспоминать одноклассников и тех, с кем служил. Выбрал троих. Умных, добрых сильных и честных. Надёжных выбрал парней. Димку Свиридова из класса, Коберидзе Гиви, сержанта армейского и Толика Стаценко, школьного приятеля.

Взял три спички. Одну укоротил почти до серы. Вторую до половины. Третью не тронул и, закрыв глаза, воткнул их в разные места. Впереди, за спиной и сбоку. Поднялся, покрутился вокруг оси, чтобы потерять ориентир и выдернул одну наугад.

–Ну, к Димке так к Димке, – Бирюков Николай забросил за плечо спортивную сумку, с которой приходил на суд, и побежал на другой конец города. Вот только сейчас, на бегу, дошло до него, что не зек он уже, а вокруг него та самая свобода, которая и снилась, и наяву виделась в цехе промзоны, где он делал пружины для раскладушек.

– Другой я её видел с зоны, – улыбнулся Коля. – В обёртке от дорогой конфеты. А она вон что! Житуха та же. Только без вышек, вертухаев и колючки. Но это-то и главное сейчас.

Пять лет – не сто. Но с чего бы за срок такой малый всё поменялось, как вроде перевернулось? Откуда столько другого, непонятного и не знакомого? Вон идет мимо девка в плаще. А он из резины сшит, кажется. Под этим блестящим растопыренным и жестким покрывалом не видно – есть грудь у девки, или дома она её, зараза, забыла? Задница, автоматически притягивающая взгляды нормальных здоровых мужчин, не дотягивалась краями до торчащей колом резины и, считай, нет у девки задницы. Смотреть, то есть, не на что. Можно, конечно, на лицо бросить взор. Но оно не её. Точнее, морда-то её, но очень искорёженная всем, чем стала богата парфюмерия. Страшные серо-фиолетовые круги над глазами и под ними, бежевое лицо, блестящее как деревенский самовар. Такая, похоже, пудра появились. Раньше не было. Ресницы – как проволока на щётке для чистки посуды. Губы у девки цветом намекали на то, что она долго целовала асфальт. Коля повертел головой. Все молодые дамы были одинаковые. Только резиновые плащи имели три разных цвета. Зелёный, серый и голубой. Из-под них даже ног не видно было. Значит, пришла мода на длинные пальтишки, плащи и, наверное, юбки. Не шибко и засмотришься теперь на девчонок. Не видно же ни черта.