Нет, я просто не смогу отпустить его на рассвете, передать в руки боевых магов из столичного ведомства. Останусь рядом с ним до конца, до его самого последнего вздоха. Как бы тяжело ни было, я никогда больше не предам данной ему магической клятвы. Не брошу его.

Новогодняя ночь была поистине прекрасна. Шел неторопливый снежок. Красивые ажурные снежинки будто танцевали в свете фонарей и медленно таяли, мерцая на меховом воротнике и манжетах. Одной рукой я держалась за Райдена, по-джентльменски подставившего мне локоть, а другой вела дочь, и старалась, чтобы обе руки не дрожали от переживаний. Не хотелось показывать, как мне плохо, расстраивать самых дорогих моему сердцу людей.

Мэр, помирившийся с бывшей женой, разрешил праздничные гуляния, и народ высыпал на уютные улочки. Где-то вдали хрипловато играл патефон, слышались веселые песни и шутки, пожелания счастья. Пробили часы на башне городской площади, возвещая наступление Нового года. Мы не пошли в самую толчею, нам хотелось уютного уединения. С проспекта тоже были прекрасно видны фейерверки.

Оглушительно гремели все новые и новые залпы, в небе распускались диковинные цветы и рассыпались пламенные гроздья. Разноцветные пятна пробегали по лицу Райдена, которым я неустанно любовалась, не торопясь устремить взгляд в полыхающее небо. Мне была дорога каждая секунда рядом с ним. Не хотелось думать о том, что нас ждет в восемь утра. Пока еще есть время…

Райден настоял, чтобы мы провели новогоднюю ночь в кукольной лавке, а не в моей квартире. Сказал, что там есть крохотная каморка с раскладным диваном, где можно будет уложить спать ребенка. Так мы и поступили. Добытый в его холодильнике и разогретый на плите праздничный ужин был совсем незатейливым, но показался мне вкуснее ресторанных блюд. В комнату, где легла спать моя дочь, Райден принес маленькую бумажную елочку, я подумала – заколдованную на крепкий сон.

Уединившись в темной “королевской” спальне, мы предались неукротимой страсти. Забыли про восемь утра, не поставив будильник. Пусть за нами придут бездельники в плащах и застанут нас тут обнаженными, лежащими в тесных объятиях поверх измятых и скомканных простыней и одеял. Мне было некого и нечего стесняться, минуты рядом с Райденом стали значить больше, чем года.

Нас разбудила механическая птичка, посланная деревянными часовыми. В клювике она держала светящееся в темноте спальни магическое письмо. Самодоставляющееся, строго тайное, с королевской печатью. Едва Райден прикоснулся к конверту, тот развернулся, превращаясь в исписанный красивым ровным почерком лист белоснежной тончайшей бумаги. Из него выпал темный перстень с печаткой, тот самый артефакт прадеда, о котором мне рассказывал кукольник. И мы окунулись в письмо.