В чём он клялся? Возмездие? Месть? Что он собирался сделать с безгласными, безликими богами? Как он собирался бороться с горсткой мифов? Всё, чем он угрожал им, — было его неверие — лишением своей веры. Но какое им было дело до поклонения одного человека?

Эта мысль только усилила его ярость, гудящий вой усиливался в его голове, давление и боль в груди, которые нарастали, нарастали и лопались. Он кричал от гнева и ужаса, ударяя кулаками по холодному песку, запрокидывая голову и крича бесстрастному небу.

— Покажите себя, вы, эгоистичные ублюдки! Если вы когда-нибудь заботились о нас, если вы вообще там, почему бы вам не сделать что-нибудь для разнообразия?

Вдалеке прогрохотал гром, самый тихий и нежный из всех уходящих в глубину, что Каллиас когда-либо слышал. И это было всё.

Рваный крик вырвался из его горла, и он рухнул, позволив себе свернуться калачиком на песке.

Его лоб наткнулся на что-то холодное — холоднее, чем должен был быть песок.

Каллиас замер. И медленно, медленно он сел, глядя на свои руки. Его кулаки погрузились в песок по запястья. И всё вокруг него, в раздутом кругу…

Лёд.

На этот раз не тонкий и прозрачный. Толстый слой инея, который покрывал пляж на несколько метров, окружая его идеальным кругом.

Только не снова. О, утащи его в море и утопи дважды, только не снова.

Он с трудом поднялся на ноги и, пошатываясь, пошёл прочь ото льда, от… чем бы это ни было. Знак от Темпеста? Или… если бы… если бы он…

Нет. Конечно, нет. Это не могло быть делом его рук.

— Это был ты, верно? — прохрипел он к морю, к небу.

Нет ответа. Даже шёпота грома не было.