Кинжал выпал у неё из рук. С грохотом упав на пол.

Рамзес удивлённо уставился на неё. Искреннее, испуганное удивление.

Сорен подняла на него глаза, не в силах найти в себе силы устыдиться слёз, скопившихся там. Больше нет. Не после всего этого.

— Прости, — сказала она. Затем снова, бессвязно, со слезами: — Папа, прости, я не знаю, что делать, я не могу спасти его сама…

Лицо Рамзеса исказилось, и он едва успел подхватить её, когда она, рыдая, упала в его объятия. Открытый, беспорядочный, выворачивающий внутренности плач. Она уткнулась лицом в грудь отца и стала оплакивать ребёнка, которым она когда-то была. Оплакивать детство, которое она потеряла… которое было украдено у неё.

И что ещё хуже, она плакала от гнева из-за женщины, которой она была, — женщины, которая не могла отбросить своё прошлое, чтобы защитить своё будущее.

Женщины, которая предпочла короля Атласа свободе Элиаса.

ГЛАВА 59

СОРЕН

Даже когда она перестала плакать, даже когда Рамзес отпустил её и пообещал, что не расскажет Адриате о том, что она едва не сделала, Сорен не вернулась в камеру Элиаса. Она не могла смотреть ему в лицо. Не зная, что она была прямо там, что было бы так легко привести Рамзеса к двери Адриаты, пролить его кровь, если бы они отказались подчиниться… а вместо этого она бросила своё оружие.

Она вернулась в свою комнату, забралась в постель и лежала в абсолютной темноте, невидящим взглядом уставившись в бездну над собой, вокруг и внутри себя.

Она потерпела неудачу. Не удалось спасти Элиаса, не удалось вернуть его домой. Потерпела неудачу во всём, что она намеревалась здесь сделать. Атлас снова подумал о ней как о враге, и Никс, возможно, даже не захочет её возвращения. Ни соль, ни звёзды не приветствовали бы её сейчас. И в любом случае, не похоже, чтобы она знала, как предпочесть одно другому.

Два разных королевства. Две разные семьи. Две разные матери.

Энна, мягкая, скрытная и ободряющая, никогда не сомневающаяся в своей вере, редко отговаривающая Сорен от опасности или выполнения долга. Когда Сорен попросила разрешения пойти в казармы, Энна не спорила с ней; она только убедилась, что Сорен точно знает, во что она ввязывается, что тренировки — это не игра, что на полях сражений гибнут люди. И когда Сорен осталась непреклонна, Энна повела её в оружейную, чтобы выбрать её первый тренировочный клинок. Когда Сорен потеряла Джиру, Энна и все её сестры пришли в её комнату и легли рядом с ней на кровать — ничего не говоря, не задавая вопросов, только предлагая силу своих рук и эхо её собственного горя.