Зима как символ смерти.
Архаичная ипостась уходила в глубокую спячку — о, зимняя Люся очень отличалась от летней.
Летом она дышала полной грудью, была готова к любым приключениям, жизнь в ней бурлила, как пузырьки шампанского. Природа манила с неудержимой силой, и почти каждые выходные Люся покидала город, отправляясь навстречу просторам и нехитрым болотным радостям.
Зимой же подступали хандра, леность, бессмысленность бытия.
Возможно, любовь дарит смысл, избавляет от навязчивых вопросов вроде «зачем ты живешь, куда ты идешь, что оставишь после себя». Твои желания становятся кристально ясны, концентрированны, эгоистичны: хочу себе этого мужчину. Только мне. И пусть он хочет меня — только меня.
Мир схлопывается, а реальность сужается, ты замираешь в «здесь и сейчас» и не можешь надышаться переполняющей тебя радостью и жадностью.
Возможно, и так. А может, и нет. Жаль, что в своих теориях она недалеко ушла от болтуна Вешникова.
Коротко усмехнувшись, Люся отвернулась от окна и ничего не поняла.
Яг Коля стоял прямо перед ней с побелевшими от отчаяния и ужаса глазами и держал в руках деревянное древко. Острие плясало в его руках.
— Мне так жаль, — хрипло сказал он, и слезы прилипли к его ресницам, — что ты умерла. Так жаль, что ты стала русалкой.
И он замахнулся.
Глава 27
Глава 27
Позже, анализируя свое поведение, Люся признавалась себе: она поверила ему сразу.
Поверила в то, что действительно могла умереть насильственной смертью и не запомнить, не осознать этого — как не запомнила и не осознала своей смерти русалка Лена Афанасьева, у которой она брала интервью. Ведь Лена считала себя живым человеком, а не нежитью, и если бы не казнь, кто знает, сколько времени бы у нее ушло на это ужасное открытие и сколько людей она бы успела погубить.
— Тихо, — сказал яг Коля, древко находилось очень близко у Люсиной шеи, но пока не касалось ее, — не бойся. Если ты человек, осина не причинит тебе вреда.
Это как посмотреть.
Воткнуть кол в яремную вену — и хоть кому хана.
Люся облизнула враз пересохшие губы, ужасаясь вовсе не опасности, а тому, кем она стала. Могла стать. Никто не застрахован.