— Понятия не имею.

— Вот и я понятия не имею. Тяжело работать в городе, куда только вернулся.

Паровозиком — их машина и следовавшая за ними новая, эфэсбэшная, вытребованная у Великого Моржа, — они вкатились в подземный паркинг.

В лифте Ветров снова полез целоваться — злость улетучилась, как не было ее, сменившись игривой расслабленностью и вполне очевидными намерениями.

Люся, еще не простившая «все включено», уворачивалась и кусалась.

— Ты же вроде уже взрослый мальчик, — назидательно сказала она, открывая дверь в квартиру, — и должен понимать, что нельзя сначала хамить женщине, а потом ждать от нее любви и ласки.

— Не может быть, — ахнул он. — Но вся мировая классика — от «Укрощения строптивой» до «Укрощения строптивого» — учит тому, что женщины обожают хамов!

— Мне страшно подумать, с кем ты до меня встречался, — удрученно проговорила Люся, скидывая ему на руки свою куртку.

Вместо очередной колкости, которую она ожидала, Ветров вдруг застыл столбом с ее курткой в охапке.

— Что? — она сняла сапоги. — Вспомнил и ужаснулся?

— Люсь, — голос у него стал низким, хриплым, — мы с тобой встречаемся?

У него был очень потешный вид, но Люсе отчего-то не было смешно.

— Только не падай в обморок, — посоветовала она резко. — Это эвфемизм, заменяющий слово «трахаться».

Люся ушла от него на кухню, включила чайник.

Есть особо не хотелось, но что-то же надо было делать.

А ведь она не ужинала.

Стрессы до добра не доведут, так и похудеть недолго.

Ветров пришел через добрую минуту.

— А Китаев? — спросил он.

— А при чем тут Китаев?