Проведённые тесты показали, что мы у нас будет примерно тридцать-сорок минут.

Моя задача будет следить за сердечным ритмом, давлением, и в целом корректировать, если я «увижу» что-то не то.

Но вопреки моим опасениям, принц же, увидев меня, сначала замер с нечитаемым выражением на лице, а потом улыбнулся и произнёс:

— Я рад, мисс Лейла, что вы будете рядом, теперь я смогу лечь на операционный стол спокойно.

В больнице ван Эрменгема давно применялись все известные методы обеззараживания, а в последние месяцы Эмиль внедрил и методы стерилизации, предложенные Робертом Тинадалем.

Я удивилась, что доктор Уислер не «прибежал». Но оказалось, что его не поставили в известность. Принц загадочно улыбнулся, а ван Эрменгем, почесав бородку сказал:

— Прибежит, руки не помоет, а нам потом отдувайся

Так выяснилось, что оперируем мы принца без согласия главного королевского врача. И я подумала, что, когда доктор Уислер узнает, что и я в этом принимала участие, то он точно сделает всё, чтобы я в его университете не смогла получить диплом.

Когда Максимилиан уже лежал на столе, полностью обнажённый и прикрытый тонкой простынёй, я взяла его за руку, а он сжал мою ладонь, посмотрел мне в глаза, и сказал:

— Ты будешь мне сниться

Я улыбнулась и закрыла лицо принца, свёрнутой в несколько слоёв тонкой марлевой тканью.

Через эту ткань мы делали дозировку эфира, по капле дозируя эфирную жидкость.

Вскоре принц погрузился в глубокий сон, и Чарльз Брайт твёрдой рукой гениального хирурга сделал первый разрез.

План операции был отработан до миллиметра и до секунды, я смотрела как парень уверенно оперирует и внутренне ликовала, что в этом времени нашёлся такой «Паганини от медицины».

Операция прошла без осложнений, я контролировала дыхание, пульс и давление нашего пациента. Давление здесь можно было измерить с помощью ртутного манометра, поэтому делала я это с периодичностью, и только, если менялся пульс. Всего за время операции сделала три раза.

Конечно, мы провели довольно большой объём оперативного вмешательства, но у нас был пенициллин, и Максимилиан был молод и здоров. Но всё равно первые сутки после операции были самыми критичными. И я, предупредив своих, особенно миссис Элис, которая вечно переживала за меня, осталась в больнице на ночь.

Надо ли говорить, что и ван Эрменгем и Чарльз Брайт тоже остались. Никто не мог уйти, и не только потому, что это был принц, а ещё и потому, что мы сделали такую операцию впервые. Как мы могли спать?

— Лейла, — проговорил уставший Чарльз Брайт, от усталости растерявший неуверенность и перешедший на нормальное обращение, — вы ни разу не остановили меня