Я не собиралась напрашиваться ни на жалость, ни на расспросы, поэтому ловко свела разговор к человеческой природе, но Мелихор не клюнула на это – не то из принципа, не то из-за собственной бесхитростности:
– А как же
– Названые брат или сестра, – перевёл Сильтан лениво, продолжая теребить серьгу.
– Названая сестра… – Воспоминания о Маттиоле, вынужденно отвергнутой мной и брошенной в Дейрдре, осели на языке кислотой, как будто я снова глотнула тамариндового сока. – Да, у меня была названая сестра, чья мать была моей кормилицей. Мне пришлось её оставить. Увы, но по-настоящему наследница трона не может позволить себе иных уз, кроме политических.
– Что за вздор! – воскликнула Мелихор и, схватив меня за руку, воздела наши сцепленные ладони над головой. – Вот покажу я тебе Сердце, и ты сама попросишь меня стать твоей энарьят! Скажу сразу, я согласна.
– Ты теперь от неё не отделаешься, – усмехнулся Сильтан, повернувшись, чтобы посмотреть на меня нарочито сочувственным взглядом. – У Мелихор нет не только сестёр, но и подруг, потому что из-за своего излишнего дружелюбия она вечно лезет туда, куда не просят, или нечаянно влюбляет в себя сородичей, в которых уже влюблён кто-то ещё. С ней попросту страшно дружить! Так что будь осторожна. Она как репейник – не отвяжешься потом.
– А он злой и противный, как морской угорь! Всё из-за чешуи. Золотой, но не жемчужной, – прошептала мне на ухо Мелихор, и Сильтан метнул на неё убийственный взгляд.
– Родиться золотым драконом почти такая же честь, как родиться жемчужным или соляным!
– Ключевое слово «почти». Золотая чешуя ведь не чистая, это помесь жемчужной с металлической, – поддразнила его Мелихор, покусывая коготь, к которому пристало лимонное тесто, когда она принялась ковырять недоеденную лепёшку пальцем.
Солярис, кажется, обрадовался, что наконец-то перестал быть главным объектом дискуссии. Даже наконец-то начал есть с удовольствием – хоть и не притронулся к мясу, но зато умял за пять минут все восемь лимонных лепёшек, которые остались в корзинке. Плечи его опустились, а когти, заострившиеся в ходе перепалки с Сильтаном, втянулись обратно. Когда он наклонился под стол, чтобы подобрать упавшую салфетку, белоснежные волосы с перламутровым отливом, действительно напоминающие жемчуг, упали ему на лоб, и мне жутко захотелось перегнуться через стол и поправить их. Я почти решилась на это, когда чей-то стул снова отодвинулся от стола.
– Вельгар? – Альта взглянула на подорвавшегося сына. – Что такое?
– Чужак, – сказал он, глядя в ту часть обеденного зала, что была закрыта развевающейся голубой тканью. – Не сородич. Человек. Нет… люди.