– Твоя шея.

– Это шрам, который остался от…

– Ошейника, да, я узнал его. В такие ошейники заковывали твоих сородичей, за которых ты клялся отомстить. В итоге мой сын ушёл воином, а вернулся рабом!

Я пообещала себе не лезть – только быть рядом, если понадоблюсь, – но едва сдержалась, когда, очутившись за голубой шторой гнезда, услышала голос Борея. Тот выплёвывал грубые, жалящие слова одно за другим, и мне тут же стало понятно, почему Сол и остальные не хотели, чтобы я шла на эту встречу. Слышать, как унижают твоего близкого, невыносимо так же, как когда унижают тебя.

– На мне нет ошейника, как ты можешь видеть, – ответил Солярис, и чья-то тень проскользнула мимо шторы, заставив меня задержать дыхание, в страхе быть пойманной. – Так с какой стати я всё ещё раб?

– С той, что ты прислуживаешь ей. Твоя мать всё мне рассказала. Я давно оплакал тебя, но это… Лучше бы ты и впрямь умер.

– Умер? – Голос Соляриса сорвался. – Ты же знаешь, что я не специально… Я не предавал…

– Коль тебя осквернил сейд и ты лишился того, что делает драконов драконами, так не жил бы вовсе! Сбросился бы с башни на острые копья или сам вспорол себе брюхо. Вот как должен был поступить истинный сородич. Не сдаваться людям. Не становиться одним из них! А ты… – Борей издал рык – полная противоположность тому урчанию, которым убаюкивал меня Сол или которым выражала свою радость Мелихор. Свирепый, грозный и пугающий до мурашек звук. – Гнилое семя!

Несмотря на инстинктивный страх, в груди у меня поднялась ярость. Никто не смел разговаривать с Солярисом так, тем более в моём присутствии, пусть и незримом. Тот, кто не единожды спасал мою жизнь; тот, кто наполнил её яркими красками, черникой, жемчугом и смехом; тот, кого я любила всем своим существом, не заслуживал таких ужасных слов.

Я схватилась за край шторы, готовая отодвинуть её и оказаться с надменным главой семейства лицом к лицу.

– Ты дал обет перед Старшими и самим Солнцем, – снова прорычал Борей, пока Солярис хранил смиренное молчание. – Ты клялся, что убьёшь принцессу людей в колыбели, но вместо этого привязался к ней. Что это, если не предательство?

Мои пальцы разжались, рука опустилась, оставив штору. Я так её и не открыла.

Надо же… Вот оно, оказывается, какое – предательство.

11 Королева Бродяжка

11

Королева Бродяжка

Некоторые дети помнят себя с тех пор, как научились ходить или сказали первое слово. Мои же воспоминания начинались с Соляриса, и в самом раннем из них он сидел на стоге сена, истекая кровью, а я протягивала ему тарталетку со спелой черникой.