Я стараюсь не подать вида, и, видимо, мне это удается, поскольку в конце концов он качает головой и откидывается на спинку своего кресла.

– Ты совсем как твоя мать, ты это знаешь? Она тоже хладнокровно относилась ко всему, что преподносила ей жизнь. Никаких слез, никаких истерик, только спокойствие и непоколебимость.

Когда он заговаривает о моей матери теперь, когда мне так ее недостает, я сжимаю кулаки и вонзаю ногти в ладони, чтобы не дать себе сорваться.

К счастью, дядя Финн не развивает эту тему, не продолжает говорить о невероятной способности моей матери спокойно реагировать на все, которую я не унаследовала от нее, что бы там ни думал мой дядя. Вместо этого он открывает что-то на своем компьютере и распечатывает.

– Ты правда уверена, что с тобой все нормально? Ты не хочешь, чтобы Мэриз осмотрела тебя? – спрашивает он, кажется, уже в тысячный раз.

Ну нет. Я знаю, Мэйси сказала, что Мэриз укусила меня, чтобы залечить мою артерию, но мне совсем не хочется опять допускать ее к моему горлу или к какой-то другой части моего тела.

– Честное слово, со мной все хорошо. Тебе надо беспокоиться не обо мне, а о Джексоне. Ведь он закрыл меня от осколков хрусталя.

– Я уже попросил Мэриз его осмотреть, – говорит он. – И потом приглашу его к себе, чтобы поблагодарить за спасение моей любимой племянницы.

– Единственной племянницы, – напоминаю ему я, возвращаясь к игре, в которую наша семья играла всю жизнь. Возвращаясь к какой-никакой нормальности в ситуации, которая совершенно не нормальна, и я хватаюсь за эту нормальность обеими руками.

– Единственной и любимой, – уточняет он. – Одно не исключает другого.

– Хорошо, хорошо, мой любимый дядя. Наверное, так оно и есть.

– Наверняка. – Его немного натянутая улыбка становится радостной, довольной, но она быстро гаснет, и между нами опять повисает молчание.

На этот раз я уже не могу не ерзать, не вертеться на месте – не потому, что нервничаю, а потому, что хочу побыстрее уйти и добраться до Джексона. Когда я видела его в последний раз, он явно был на грани, и мне хочется удостовериться, что ничего дурного не случится ни с ним, ни с кем-то другим.

Но дядя Финн, похоже, толкует мое ерзанье совершенно иначе – он с тяжелым вздохом проводит рукой по волосам. Затем говорит:

– Теперь, когда ты узнала правду, у тебя, наверное, есть немало вопросов.

Немало? Ну да, миллиона два-три. Начиная с вопроса, который я уже задавала и на который он предпочел не отвечать.

– Почему ты мне не сказал? Ты мог бы сказать об этом, когда предложил мне перебраться на Аляску, приехав на церемонию прощания и похороны.