Она очень, очень эффектна, и ее сыновья необычайно похожи на нее, хотя глаза Хадсона и имеют другой цвет. И в ней тоже чувствуется врожденная царственность, уверенность в том, что все будет так, как она скажет.
Эта женщина была рождена для того, чтобы править… и делать это так, что почти у всех, кто смотрит на нее, возникает чувство, будто она им не чужая. Будто она говорит именно с ними. Несомненно, это редкий талант.
Но я на него не поведусь.
Потому что помню, что это та самая женщина, которая так разодрала лицо Джексона, что у него остался шрам, хотя он и вампир. Та самая женщина, которая оторвала его от Хадсона и увела, даже не обернувшись, пока Хадсон рыдал из-за разлуки со своим младшим братом, которого он любил.
А теперь она подмигивает всем, кто собрался здесь. Улыбается и благодарит, обращаясь к каждому по имени, отпуская шутки, заставляет публику полюбить ее еще больше.
Это выглядит странно и напоминает мне одну из картин Энди Уорхола, на которой одно и то же изображено в четырех различных – обычно третичных – цветах. Смысл в том, что каждый воспринимает цвета по-своему, не так, как другие, и у каждого характер восприятия цвета определяет его мозг. Глядя на эту женщину после того, как я наблюдала за ней вчера в воспоминании Хадсона, я не могу не гадать, в каком из оттенков ее воспринимает мой мозг… и какой из них реален. Пока я в этом не разберусь, мне следует держаться от нее как можно дальше. Надо полагать, она недаром носит имя Далила.
Наконец она перестает благодарить всех и каждого и заводит речь о призе, я подаюсь вперед и напрягаю слух.
– Я знаю, что обычно призом в ежегодном турнире Кэтмира под названием Лударес бывает кубок и небольшая сумма денег, которая должна быть разделена между членами победившей команды. – Она улыбается всем присутствующим и, кажется, радуется охватившему их приливу энтузиазма. – Но в этом году мы решили поступить иначе и предложить вам нечто более значительное. – Она ждет, когда стихнут аплодисменты. – Ибо случилось значительное событие, которое надо отметить. – Она делает паузу и подается вперед, как будто хочет сообщить некий секрет самым преданным и любимым из своих подданных. У меня все обрывается внутри отчасти потому, что я понимаю, что, возможно, сейчас она говорит обо мне, а отчасти потому, что мне становится страшно, когда я вижу, с каким нетерпением все ждут ее слов. – Разумеется, – продолжает она с широкой улыбкой, – вы все уже знаете, о каком событии я говорю – об обнаружении первой горгульи за последнюю тысячу лет! – Она опять обводит всех взглядом, и я сползаю еще ниже. – Круг и мы чрезвычайно рады приветствовать в нашем мире Грейс Фостер. Добро пожаловать, Грейс. Я хочу, чтобы ты знала, что Круг счастлив приветствовать тебя. – Она поднимает руки, призывая всех поаплодировать, однако в аплодисментах, раздавшихся на сей раз, звучит куда меньше энтузиазма. Чему я рада.