– Ты этого не делаешь. Ты сообщаешь мне, что по тому или иному вопросу думаешь ты. Я пытаюсь донести до тебя, что об этом думаю я. А затем ты делаешь то, что хочешь, невзирая на мое мнение. Может, так происходит и не все время, но в восьмидесяти процентах случаев точно. Есть вещи, о которых ты мне не говоришь, потому что боишься, что они встревожат или ранят меня. Ты не слушаешь меня, потому что считаешь, что я чего-то не пойму. Тебе всегда хочется решить проблему за меня, потому что, по твоему мнению, я, как слабый человек, не переживу, если мне придется делать это самой.

– Что дурного в том, что я хочу заботиться о моей девушке? – ворчит он. – Я потерял тебя на четыре месяца. Что дурного в том, что я стараюсь сделать так, чтобы с тобой больше ничего не случилось…

– Ничего ты меня не терял. Если ты забыл, тогда я спасла тебя.

– Едва не погибнув сама, – бросает он, и лицо его искажает мука, руки сжимаются в кулаки. – Ты знаешь, каково мне было тогда? Как я чувствовал себя, стоя в том коридоре, видя, что ты превратилась в камень и стала недосягаемой для меня, и зная, что это произошло потому, что я не смог уберечь тебя? Каково мне было сознавать, что ты чуть не погибла в том подземелье, потому что я по глупости выпил этот чертов чай Лии? Что ты почти на четыре месяца оставалась наедине с моим братом, потому что я не мог добраться до тебя, не мог…

– Спасти меня? – заканчиваю я его мысль. – В этом-то и суть. Ты не обязан спасать меня. Быть может, мы оба обязаны спасать друг друга. Но ты отказываешься дать мне такую возможность. Потому что в твоих глазах я все еще остаюсь слабой человеческой девицей, которая явилась в Кэтмир в ноябре.

– Ты и есть человек. Ты…

– Нет! – Я подхожу к нему вплотную. – Я не человек. Во всяком случае, не только человек. Я горгулья и могу делать кучу всяких классных вещей. Может, я и не могу сотрясать землю, как ты, зато я могла бы обратить тебя в камень, если бы захотела. Я могу летать так же высоко, как и ты. И меня можно сколько угодно бить, а мне будет все нипочем.

– Я знаю, – говорит Джексон.

– Ой ли? Да, ты говоришь, что любишь меня, и я тебе верю. Но мне кажется, что ты меня не уважаешь так, как должен. Не считаешь меня равной себе. Иначе ты бы не отмахнулся от меня, когда я сказала, что, на мой взгляд, нам не стоит ввязываться в схватку с Неубиваемым Зверем.

– Это несправедливо, Грейс. Я по-прежнему придерживаюсь мнения, что, выпусти мы Хадсона на волю, не лишив его магической силы, это стало бы катастрофой…

– Зевьер погиб. Он погиб, и это наша вина! Как нам с этим жить? Как я смогу простить себя за то, что я уступила тебе? Не настояла на том, чтобы ты послушал меня? Не достучалась до тебя?