– Ты учишься понимать то, что уже понимаем мы. Что смерть Зевьера – это трагедия… – Его голос срывается, и он сглатывает. – Но накануне он сам это сказал. Что есть такие вещи, ради которых стоит умереть. Потому что, если Хадсон вырвется на волю, обладая той же силой, что и прежде, куда больше людей пострадает, куда больше людей погибнет. На Зевьере все не закончится. Вот чего ты не понимаешь.

Его слова действуют на меня. Впечатляют меня. Потому что меня не было здесь полтора года назад. Сама я не видела, что творил Хадсон. Не видела того, что заставило Джексона решить, что он должен убить своего брата.

И тут меня осеняет.

Быть может, в этом-то и суть. Быть может, он не может поверить мне потому, что в таком случае ему придется признать, что ему не было нужды убивать брата. Придется признать, что он, возможно, совершил самую ужасную ошибку в своей жизни.

Но мы не можем продолжать это делать. Не можем продолжать изыскивать способы защитить мир от Хадсона, если из-за этого люди погибают или получают увечья.

– Тебе надо поверить мне, – говорю я. – Потому что, если ты мне не поверишь, я не понимаю, как мы сможем все это преодолеть. Мы с тобой сопряжены, и я люблю тебя. Но я не могу всю жизнь бороться за то, чтобы ты верил мне. Чтобы ты верил в меня.

Хадсон затаился в моей голове и ведет себя очень, очень тихо. И я понимаю почему. Часть меня не может поверить, что я говорю это, не может поверить, что я думаю так. Но я не могу жить по-прежнему. И не стану, пока мой партнер не станет моим партнером по-настоящему. Я достойна большего… и Джексон тоже.

– Что все это значит? – спрашивает он, и впервые на его лице отражается паника, отражается отчаяние от собственного бессилия. – О чем ты говоришь?

Часть меня хочет признать правду. Сказать, что я не знаю. Не знаю, о чем говорю. Не знаю, что думаю. Но это стало бы недостойной уверткой, хуже того – проявлением слабости. А я ни за что больше не буду слабой. Ни ради Джексона, ни ради кого-то еще.

– Я говорю, что ты должен идти мне навстречу. Должен обращаться со мной как с равной. Должен прислушиваться ко мне, верить мне, даже когда тебе очень тяжело это делать, потому что именно на это готова я сама, когда речь идет о тебе. Но если ты не можешь на это пойти, не можешь даже сделать такую попытку, то я не знаю, к чему мы придем.

Несколько секунд он молчит, не заверяет меня в вечной любви, не обещает, что сделает все, чего я захочу. И, по правде сказать, я благодарна ему за это. Потому что это означает, что сейчас он и правда пытается прислушаться к тому, что я говорю.