Самодовольная улыбка сползает с лица Коула, но я не понимаю почему. Возможно, потому, что он не привык, чтобы кто-то противостоял ему, тем более какая-то там человеческая девица, с которой он пытался разобраться с того самого дня, когда она прибыла сюда. Какая-то человеческая девица, у которой оказалось намного больше сил, чем можно было ожидать.

На его лице мелькает нечто, похожее на страх. Но затем на выручку к нему бросаются две ведьмы и ведьмак с волшебными палочками в руках, и все трое обрушивают на меня заклятие за заклятием.

Но я сейчас нахожусь в обличье горгульи – к тому же наделенной магической силой вампира, – и все заклятия просто скатываются с меня, как с гуся вода. Дельфина осыпает меня льдом с такой силой, что его глыбы должны бы отколоть от меня еще несколько кусков или хотя бы заставить потерять равновесие, но не происходит ни того, ни другого, и, сделав шаг вперед, я понимаю, что нога, на которую я смотрю, принадлежит не мне. Вернее, мне, но иного размера.

С каждым новым заклятием, которое они обрушивают на меня, я становлюсь крупнее. С каждым куском льда, который изрыгает Дельфина, я делаюсь выше, сильнее, а мой камень становится крепче.

Значит, это и есть сила Хадсона? – спрашиваю я себя, сделав шаг вперед.

Значит, вот что он может делать?

Но что-то внутри меня – то ли моя горгулья, то ли сила Хадсона, то ли некий странный сплав того и другого – шепчет «нет». Шепчет, что то, что происходит сейчас, – это нечто совершенно иное. Нечто невиданное – и непонятное.

Дельфина изрыгает в меня еще один поток глыб льда, Вайолет, Кэм и Симона жмутся друг к другу, занеся волшебные палочки над головой. Не знаю, что они задумали, да и знать не хочу. Мне хочется одного – добраться до линии ворот и закончить эту игру раз и навсегда.

Вместе они творят заклятие, и вокруг меня появляются длинные красные ленты, они летят, обматываются вокруг меня, притягивают мою свободную руку к боку, приматывают руку, держащую мяч, к груди.

Не понимаю, как им вообще могло прийти в голову, что эти жалкие путы смогут удержать меня, волшебные они или нет. Я разрываю их одной мимолетной мыслью и продолжаю идти, а ленты распадаются на тысячи кусочков, которые сыплются вокруг меня, как конфетти.

И тут Коул и Куинн бросаются на меня – они опять превратились в волков и рычат, скалятся, пытаясь достать зубами и когтями какую-нибудь из тех частей меня, которой они, по их мнению, могут причинить боль.

Но у меня нет времени ни на них, ни на подобные пустяки, и я взмахиваю рукой, отгоняя их. Скуля, они падают на землю и выглядят не на шутку помятыми – до меня доходит, что взмахом руки я переломала им кости, похоже, раздробив их.