И я знала, что он голоден – только не понимала насколько. Всякий раз, когда я пыталась уговорить его выпить моей крови, он – как и тогда, когда я заводила разговор о наших отношениях – менял тему или утверждал, что с ним все в порядке.

Но теперь мне ясно, что я должна что-то сделать. Я не могу допустить, чтобы он и дальше страдал, не попытавшись ему помочь.

Я также понимаю, что он не хочет, чтобы я видела его таким. Иначе он не держал бы фасад безмятежности передо мной, как он это делает. Я не видела его таким усталым с тех самых пор, когда мы перебирались через горы. Но тогда у него просто не было возможности скрыть это от меня.

Я спрашиваю себя, не лучше ли мне повернуться и вернуться на работу до того, как он увидит меня – ведь этот дворик явно неподходящее место для перепалки, которой нам не избежать, – но в то же время мне необходимо убедиться, что он в порядке. Поэтому вместо того, чтобы подобраться к нему незаметно и продемонстрировать свое обличье подвижной горгульи, как я планировала, я кашляю и немного трясу дверь.

И к тому времени, когда я выхожу наружу, Хадсон уже улыбается мне как ни в чем не бывало. По нему ничего нельзя сказать – если не присматриваться. Однако Дымка бегает вокруг его ног, что-то чирикая. Пусть я и не умею с ней разговаривать, но я могу понять, когда она бывает в расстроенных чувствах. И сейчас она явно так же обеспокоена из-за Хадсона, как и я сама.

Если присмотреться, можно разглядеть тень в его глазах и морщинки вокруг уголков рта, говорящие об утомлении.

– Надо же! Я знал, что ты найдешь способ сделать это снова! – говорит он с улыбкой, однако страдальческие тени не исчезают. – Как тебе это удалось?

– Я заглянула внутрь себя и увидела там множество нитей – которые, должно быть, видел и ты, когда искал узы моего сопряжения с Джексоном. И в центре этого множества разноцветных нитей находилась платиновая нить. И я сразу поняла – даже до того, как коснулась ее, – что это нить моей горгульи.

– Погоди. – У него делается ошарашенный вид. – Ты видела эти нити? Все?

– Да! И поверь мне – нить моей горгульи была в самой середине, в окружении всех остальных!

Он наклоняется, чтобы погладить Дымку, затем продолжает:

– Обличье горгульи тебе к лицу.

Я закатываю глаза:

– Послушать тебя, так мне все к лицу.

– Да, я знаю, это испытание – иметь друга, который считает, что ты выглядишь великолепно даже тогда, когда ты вся серебряная с головы до ног. Как ты это переживаешь?

– Да, это испытание, – с беспечным видом соглашаюсь я. – Но я постараюсь как-нибудь выкрутиться.