Вот оно. Я едва удерживаюсь от того, чтобы с досадой потереть лицо.

– Нет, – отвечаю я, и это правда. Сейчас одна мысль о том, чтобы выпить крови, вызывает у меня тошноту. – Я не голоден.

– Да ну? – Она вскидывает одну бровь. – Я тебе не верю.

Эти ее слова – и выражение ее лица – выводят меня из себя и включают все защитные механизмы, которые я накопил в себе за мою долгую жизнь.

– Извини, что? – Мой тон холоден, как январь на Аляске, но в эту минуту мне плевать. – Как это ты мне не веришь?

Похоже, Грейс тоже плевать, потому что она просто вздергивает подбородок и говорит:

– Ты меня слышал.

– Да, слышал. – Что еще я могу на это сказать? Она ищет ссоры, рвется в бой, и я вдруг чувствую, что не смогу наблюдать за тем, как то, что у нас еще есть, идет прахом. Тем более сейчас, когда я и так уже измотан.

Поэтому вместо того, чтобы ответить ей, я просто снова ложусь в кровать и поворачиваюсь к ней спиной.

– Ты это серьезно? – верещит она. – Ты собираешься просто лечь спать, даже не поговорив со мной?

– Я не знаю, что буду делать, – огрызаюсь я и, оглянувшись, вижу, как ее глаза округляются, когда до нее доходит, что под моим напускным спокойствием я так же зол, как и она. – Скажи мне, что ты хочешь, чтобы я сказал, и я это скажу.

– Я хочу, чтобы ты сказал мне правду, – отвечает она, подойдя ко мне. – Я хочу, чтобы ты перестал мне лгать.

– Я никогда не лгал тебе, Грейс. – Я четко произношу каждое слово.

– Дело не в том, что ты говоришь, – парирует она. – А в том, чего ты мне не говоришь, хотя должен.

Ладно. Похоже, мы сделаем это прямо сейчас. Я встаю с кровати, потому что не хочу ругаться с ней лежа.

– Неужели нам действительно надо выяснять отношения именно сейчас? У меня жутко болит голова, и…

– Вот именно! Вот именно! – восклицает она, тыкая в меня пальцем, как будто только что победила меня в споре.

– О чем ты? – Я качаю головой: – Почему ты считаешь меня лжецом и почему я должен быть виноват, если просто не сказал тебе о том, что ты должна была заметить сама?

Она отшатывается, как будто я ударил ее, и я едва удерживаюсь от утешений. Но она тут же приходит в себя и снова бросается в бой: